A Song For Douglas After He's Dead - Recorded live in Amiens, 15 XII 1990 - Current 93 Übersetzung ins Russische

A Song For Douglas After He's Dead - Recorded live in Amiens, 15 XII 1990

He crouches on the floor, there's a mask on the wall.
And he leafs, through the pages of a book.
But wait as he may in the shadow of other leaves.
His heart, in embraces to times long since scorched.

The horizon folds over, with a purpose sun rise.
And the wind, carry smoke, from a earth that is burning.
The smoke clogs in his hair, and he's covered with patterns.
And a decent, of life trees, on his camouflaged soul.
With a winter of memories, carved ponder bone white.
Beyond his sculls for, a scorpion lies.
In the crunch of the snow, as his darkness increases.
A twilight of ice, encircles his teeth.

This is a song for Douglas, after he's dead.
This is a song for Douglas, his mercury dances.

There's a swastika carved, in the palm of his hand.
There's a crooked cross, that is caught in his mind.
There waits a falling sun, in his eyes.
There's the honor, of violence, on his lips.
His father waits for him, at the towers of silence.
Where they worship the fires, so long ago cringed.
But the two willow trees, with el has inverted.
The fork of life snapped.
They are father and son.
So mingling dust, as if life itself, had been mostly illusion.
But partially real.
And partially pain.

And over some wall, if you look through the rubble.
Amongst ruins of churches, where life conquers death.
Thou empires can not last, where blood and concepts.
The faltered and failed.
A cloud still sow his teeth.
As the world disappears.

This is a song for Douglas, after he's dead.
This is a song for my Douglas, his mercury dances.

Песня для Дугласа после его смерти - Записано вживую в Амьене, 15 декабря 1990

Он жмется к полу, на стене висит маска.
И он листает страницы книги.
Но как бы он ни ждал в тени других листьев,
Его сердце в объятиях времен, давно испепеленных.

Горизонт разворачивается с решительным восходом солнца,
И ветер несет дым с горящей земли.
Дым забивается ему в волосы, покрывая узорами,
И подобие деревьев жизни на его замаскированной душе.
С зимой воспоминаний, вырезанных на белой как кость поверхности.
За его черепом лежит скорпион.
В скрипе снега, по мере того как его тьма сгущается,
Сумерки изо льда сковывают его зубы.

Это песня для Дугласа, после того как он умрет.
Это песня для Дугласа, его ртуть танцует.

На его ладони вырезана свастика.
В его сознании запечатлен кривой крест.
В его глазах ждет своего часа заходящее солнце.
На его губах - честь насилия.
Его отец ждет его у башен молчания,
Где они поклоняются огню, так давно сжавшись.
Но две ивы, с перевернутыми элями.
Разломленная развилка жизни.
Они отец и сын.
Смешивающаяся пыль, как будто сама жизнь была по большей части иллюзией.
Но отчасти реальной.
И отчасти болью.

И за какой-то стеной, если посмотреть сквозь завалы,
Среди руин церквей, где жизнь побеждает смерть.
Империи не могут существовать вечно, где кровь и концепции
Ослабли и потерпели неудачу.
Облако все еще сеет его зубы.
Пока мир исчезает.

Это песня для Дугласа, после того как он умрет.
Это песня для моего Дугласа, его ртуть танцует.