Lyrics and translation Dalida - Justine

Justine

On la voyait passer toujours pliée en deux
Sous le poids d'un fagot mais plus souvent de deux
On la voyait passer le matin et le soir
Les cheveux bien tirés, toujours vêtue de noir
Du haut de mes dix ans je la trouvais plus vieille
Que ce tronc d'olivier, ces rameaux de la treille
Mais j'entendais ma mère du fond de la cuisine
Crier, crier, crier
Bonjour, bonjour Justine
Elle habitait là-bas, la plus vieille maison
Celle qui se confond au bleu de l'horizon
Barricadée chez elle comme dans un château fort
Elle comptait ses jours comme on compte un trésor
Du haut de mes 15 ans je la trouvais si laide
Avec ses pieds immenses et sa démarche raide
Mais j'entendais ma mère du fond de la cuisine
Crier, crier, crier
Bonjour bonjour Justine
Un matin dans la rue on ne l'entendit pas
Mais quelques jours plus tard on a sonné le glas
Elle était morte seule à 90 ans
On meurt seule à cet âge même entourée d'enfants
Du haut de mes 30 ans c'est brisé quelque chose
Comme l'on se dégrise quand le ciel se fait rose
Je n'avais plus ma mère au fond de la cuisine
Et c'est moi qui criais
Adieu, adieu Justine

Жюстин

Мы видели, как она шла, всегда согнувшись вдвое,
Под тяжестью вязанки, а чаще даже двух,
Мы видели, как она шла утром и вечером,
Волосы гладко зачесаны, всегда одета в черное.
С высоты моих десяти лет я думала, что она старше,
Чем этот ствол оливы, эти лозы винограда.
Но я слышала, как моя мама из глубины кухни
Кричала, кричала, кричала:
«Здравствуйте, здравствуйте, Жюстин!»
Она жила там, в самом старом доме,
Том, что сливается с синевой горизонта.
Забаррикадировавшись у себя, словно в крепости,
Она считала свои дни, как считают сокровища.
С высоты моих пятнадцати лет я думала, что она такая некрасивая,
С ее огромными ступнями и жесткой походкой.
Но я слышала, как моя мама из глубины кухни
Кричала, кричала, кричала:
«Здравствуйте, здравствуйте, Жюстин!»
Однажды утром на улице ее не услышали,
Но несколько дней спустя прозвенел погребальный звон.
Она умерла одна в 90 лет.
В этом возрасте умираешь в одиночестве, даже в окружении детей.
С высоты моих тридцати лет что-то сломалось,
Как будто протрезвела, когда небо окрасилось в розовый цвет.
У меня больше не было мамы на кухне,
И это я кричала:
«Прощайте, прощайте, Жюстин!»