Lyrics and translation In Strict Confidence - Der Vampir und dessen Verwandlung

Der Vampir und dessen Verwandlung

Du, wie der Todesstreich
Tief in mein stöhnendes Herz gedrungen
Du, die einem Dämon gleich
Von wildem Übermut bezwungen
Gekommen ist, in meinem Sinn
Zu herrschen und sich einzubetten
Du schmach, der ich verhaftet bin,
So wie der Sträfling seinen Ketten
So wie der Spieler seiner Sucht
So wie der Trinker seinem Glase
So wie die Made ihrem Aase
Verflucht bist du, du bist verflucht!
Den raschen Dolch hab ich beschworen
Dass er die Freiheit mir erzwingt
Das Gift hab ich umsonst erkoren
Dass es dem Feigling Hilfe bringt
Ach! Gift und Dolch mich nur verlachen
Verächtlich sprechen alle zwei:
"Du bist nicht wert dich freizumachen,
Von so verworfner Sklaverei
Du Tor! wenn dich von diesem Schrecken
Einst auch erlöste unsre Kraft
So würde deine Leidenschaft
Noch deines Vampirs Leiche wecken"
Das Weib indessen
Mit erdbeerfarbenem Munde
Sich winded schlangengleich
Auf heißem Grunde
Die festen Brüste in das Mieder eingeschnürt
Es sprach ein Wort aus
Das wie Ambrahauch verführt
"Auf meinen Lippen liegt ein Schmelz, mir wurden Gaben die das Gewissen im alkoven Tief begraben die Tränen trocknen schnell an meiner stolzen Brust, die Greise lachen, wie die Kinder voller Lust wer hüllenlos und nackt mich sieht, verzichtet gerne auf Mond und Sonne und den Himmel und die Sterne. Ich bin, mein weiser Freund, in meiner Kunst geschickt, wenn fürchterlich mein Arm den schwachen Mann umstrickt, und seinem wilden Biss blüht meine Brust entgegen so schwach und stark zugleich, so schüchtern und verwegen. Selbst Engel gäben auf dem Bett sich wild und heiß die doch geschlechtlos sind, für mich der Hölle Preis."
Als aus den Gliedern sie mir alles Mark gesogen und als ich stöhnend mich auf sie hinabgebogen zum langen Liebeskuss, da sah ich sie nicht mehr, ein Schlauch lag neben mir, mit Schleim und Eiter schwer. Ich schloss die Augen schnell in fröstelndem Erbeben, um mich am Morgen neu zu ihr emporzuheben. Doch mir zur Seite an des Ungeheuers statt, das ganz, so glaubte ich, von meinem Blute satt, da war ein klapperndes Skelett alleine zu sehen, abscheulich rasselnd wie der Wetterfahne drehen und wie ein Aushängeschild, am Eisen festgemacht das klappernd sich bewegt im Sturm der Winternacht.

Вампир и его превращение

Ты, словно смертельный удар,
Глубоко в мое стонущее сердце проникла.
Ты, подобная демону,
Диким буйством обуяная,
Пришла, в мой разум,
Чтобы властвовать и гнездиться.
Ты — позор, которому я подвластен,
Как узник своим цепям,
Как игрок своей страсти,
Как пьяница своему стакану,
Как червь своей падали,
Проклята ты, ты проклята!
Быстрый кинжал я призвал,
Чтобы он свободу мне добыл.
Яд я напрасно избрал,
Чтобы он трусу помощь принес.
Увы! Яд и кинжал надо мной лишь смеются,
Презрительно говорят оба:
"Ты не достоин освободиться
От столь презренного рабства.
Глупец! Если бы от этого ужаса
Когда-нибудь тебя освободила наша сила,
То твоя страсть
Снова бы труп твоего вампира воскресила".
Женщина же тем временем,
С землянично-красными устами,
Извивается змееподобно
На раскаленной земле.
Твердые груди в корсет затянуты.
Она произнесла слово,
Которое, как дыхание амбры, соблазняет:
"На моих губах лежит сладость, мне дарованы дары, которые совесть в алькове глубоко погребли, слезы быстро сохнут на моей гордой груди, старики смеются, как дети, полные желания, кто видит меня обнаженной, охотно отказывается от луны и солнца, и неба, и звезд. Я, мой мудрый друг, искусна в своем искусстве, когда моя рука ужасно опутывает слабого мужчину, и моему дикому укусу цветет навстречу моя грудь, такая слабая и сильная одновременно, такая робкая и дерзкая. Даже ангелы на ложе отдались бы дикой страсти, хотя они и бесполы, за меня — цена ада".
Когда из моих членов она весь мозг высосала, и когда я, стеная, к ней склонился для долгого любовного поцелуя, я ее больше не увидел, рядом со мной лежал мешок, тяжелый от слизи и гноя. Я быстро закрыл глаза в леденящей дрожи, чтобы утром снова к ней подняться. Но рядом со мной вместо чудовища, которое, как я полагал, насытилось моей кровью, был лишь гремящий скелет, отвратительно дребезжащий, как флюгер, и как вывеска, прикрепленная к железу, которая гремит, двигаясь на ветру зимней ночи.