Lyrics and translation Martin Luther King, Jr. - I Have Been to the Mountaintop

I Have Been to the Mountaintop

Something is happening in Memphis; something is happening in our world.
And you know, if I were standing at the beginning of time, with the possibility of taking a kind of general and panoramic view of the whole of human history up to now, and the Almighty said to me
"Martin Luther King, which age would you like to live in?" I would take my mental flight by Egypt and I would watch God's children in their magnificent trek from the dark dungeons of Egypt through, or rather across the Red Sea, through the wilderness on toward the promised land.
And in spite of its magnificence, I wouldn't stop there.
I would move on by Greece and take my mind to Mount Olympus.
And I would see Plato, Aristotle, Socrates, Euripides and Aristophanes assembled around the Parthenon.
And I would watch them around the Parthenon as they discussed the great and eternal issues of reality.
But I wouldn't stop there.
I would go on, even to the great heyday of the Roman Empire.
And I would see developments around there, through various emperors and leaders.
But I wouldn't stop there.
I would even come up to the day of the Renaissance, and get a quick picture of all that the Renaissance did for the cultural and aesthetic life of man.
But I wouldn't stop there.
I would even go by the way that the man for whom I am named had his habitat.
And I would watch Martin Luther as he tacked his ninety-five thesis on the door at the church of Wittenberg.
But I wouldn't stop there.
I would come on up even to 1863, and watch a vacillating President by the name of Abraham Lincoln finally come to the conclusion that he had to sign the Emancipation Proclamation.
But I wouldn't stop there.
I would even come up to the early thirties, and see a man grappling with the problems of the bankruptcy of his nation.
And come with an eloquent cry that we have nothing to fear but "fear itself." But I wouldn't stop there.
Strangely enough, I would turn to the Almighty, and say
"If you allow me to live just a few years in the second half of the 20th century, I will be happy." Now that's a strange statement to make, because the world is all messed up.
The nation is sick.
Trouble is in the land; confusion all around.
That's a strange statement.
But I know, somehow, that only when it is dark enough can you see the stars.
And I see God working in this period of the twentieth century in a way that men, in some strange way, are responding.
Something is happening in our world.
The masses of people are rising up.
And wherever they are assembled today, whether they are in Johannesburg, South Africa; Nairobi, Kenya; Accra, Ghana; New York City; Atlanta, Georgia; Jackson, Mississippi; or Memphis, Tennessee -- the cry is always the same:
"We want to be free." And another reason that I'm happy to live in this period is that we have been forced to a point where we are going to have to grapple with the problems that men have been trying to grapple with through history, but the demands didn't force them to do it.
Survival demands that we grapple with them.
Men, for years now, have been talking about war and peace.
But now, no longer can they just talk about it.
It is no longer a choice between violence and nonviolence in this world; it's nonviolence or nonexistence.
That is where we are today.
And also in the human rights revolution, if something isn't done, and done in a hurry, to bring the colored peoples of the world out of their long years of poverty, their long years of hurt and neglect, the whole world is doomed.
Now, I'm just happy that God has allowed me to live in this period to see what is unfolding.
And I'm happy that He's allowed me to be in Memphis.
I can remember --
I remember when Mrs. King and I were first in Jerusalem. We rented a car and drove from Jerusalem down to Jericho.
And as soon as we got on that road, I said to my wife, "I can see why Jesus used this as the setting for his parable."
It's a winding, meandering road. It's really conducive for ambushing. You start out in Jerusalem, which is about 1200 miles -- or rather 1200 feet above sea level.
And by the time you get down to Jericho, fifteen or twenty minutes later, you're about 2200 feet below sea level. That's a dangerous road.
In the days of Jesus it came to be known as the "Bloody Pass." And you know
It's possible that the priest and the Levite looked over that man on the ground and wondered if the robbers were still around.
Or it's possible that they felt that the man on the ground was merely faking.
And he was acting like he had been robbed and hurt, in order to seize them over there, lure them there for quick and easy seizure.
And so the first question that the priest asked -- the first question that the Levite asked was
"If I stop to help this man, what will happen to me?" But then the Good Samaritan came by.
And he reversed the question: "If I do not stop to help this man, what will happen to him?"
That's the question before you tonight. Not, "If I stop to help the sanitation workers, what will happen to my job. Not
"If I stop to help the sanitation workers what will happen to all of the hours that I usually spend in my office every day and every week as a pastor?"
The question is not, "If I stop to help this man in need, what will happen to me?" The question is
"If I do not stop to help the sanitation workers, what will happen to them?" That's the question.
Let us rise up tonight with a greater readiness. Let us stand with a greater determination.
And let us move on in these powerful days, these days of challenge to make America what it ought to be.
We have an opportunity to make America a better nation. And I want to thank God, once more, for allowing me to be here with you.
You know, several years ago, I was in New York City autographing the first book that I had written.
And while sitting there autographing books, a demented black woman came up.
The only question I heard from her was, "Are you Martin Luther King?" And I was looking down writing, and I said, "Yes."
And the next minute I felt something beating on my chest. Before I knew it I had been stabbed by this demented woman. I was rushed to Harlem Hospital.
It was a dark Saturday afternoon. And that blade had gone through, and the X-rays revealed that the tip of the blade was on the edge of my aorta, the main artery.
And once that's punctured, you're drowned in your own blood -- that's the end of you.
It came out in the New York Times the next morning, that if I had merely sneezed, I would have died.
Well, about four days later, they allowed me, after the operation, after my chest had been opened, and the blade had been taken out
To move around in the wheel chair in the hospital. They allowed me to read some of the mail that came in,
And from all over the states and the world, kind letters came in. I read a few, but one of them I will never forget.
I had received one from the President and the Vice-President. I've forgotten what those telegrams said.
I'd received a visit and a letter from the Governor of New York, but I've forgotten what that letter said.
But there was another letter that came from a little girl, a young girl who was a student at the White Plains High School.
And I looked at that letter, and I'll never forget it. It said simply
And she said
While it should not matter, I would like to mention that I'm a white girl.
I read in the paper of your misfortune, and of your suffering. And I read that if you had sneezed, you would have died.
And I'm simply writing you to say that I'm so happy that you didn't sneeze.
And I want to say tonight -- I want to say tonight that I too am happy that I didn't sneeze.
Because if I had sneezed, I wouldn't have been around here in 1960, when students all over the South started sitting-in at lunch counters.
And I knew that as they were sitting in, they were really standing up for the best in the American dream
And taking the whole nation back to those great wells of democracy which were dug deep by the Founding Fathers in the Declaration of Independence and the Constitution.
If I had sneezed, I wouldn't have been around here in 1961, when we decided to take a ride for freedom and ended segregation in inter-state travel.

If I had sneezed, I wouldn't have been around here in 1962, when Negroes in Albany, Georgia, decided to straighten their backs up.
And whenever men and women straighten their backs up, they are going somewhere, because a man can't ride your back unless it is bent.
If I had sneezed -- If I had sneezed I wouldn't have been here in 1963, when the black people of Birmingham, Alabama, aroused the conscience of this nation, and brought into being the Civil Rights Bill.
If I had sneezed, I wouldn't have had a chance later that year, in August, to try to tell America about a dream that I had had.
If I had sneezed, I wouldn't have been down in Selma, Alabama, to see the great Movement there.
If I had sneezed, I wouldn't have been in Memphis to see a community rally around those brothers and sisters who are suffering.
I'm so happy that I didn't sneeze.
And they were telling me --. Now, it doesn't matter, now. It really doesn't matter what happens now.
I left Atlanta this morning, and as we got started on the plane, there were six of us.
The pilot said over the public address system, "We are sorry for the delay, but we have Dr. Martin Luther King on the plane"
And to be sure that all of the bags were checked, and to be sure that nothing would be wrong with on the plane, we had to check out everything carefully.
And we've had the plane protected and guarded all night."
And then I got into Memphis. And some began to say the threats, or talk about the threats that were out. What would happen to me from some of our sick white brothers?
Well, I don't know what will happen now. We've got some difficult days ahead. But it really doesn't matter with me now, because I've been to the mountaintop.
And I don't mind.
Like anybody, I would like to live a long life. Longevity has its place. But I'm not concerned about that now.
I just want to do God's will. And He's allowed me to go up to the mountain. And I've looked over. And I've seen the Promised Land.
I may not get there with you. But I want you to know tonight, that we, as a people, will get to the promised land!
And so I'm happy, tonight.
I'm not worried about anything.
I'm not fearing any man!
Mine eyes have seen the glory of the coming of the Lord!

Я побывал на вершине горы

Что-то происходит в Мемфисе, что-то происходит в нашем мире.
И знаете, дорогая, если бы я стоял у истоков времени, имея возможность окинуть взглядом всю человеческую историю до настоящего момента, и Всемогущий сказал бы мне:
"Мартин Лютер Кинг, в каком веке ты хотел бы жить?" Я бы совершил мысленное путешествие в Египет и наблюдал бы за детьми Божьими в их величественном шествии из темных подземелий Египта через, вернее, по Красному морю, через пустыню к земле обетованной.
И, несмотря на все величие этого зрелища, я бы не остановился на этом.
Я бы двинулся дальше, в Грецию, и обратил бы свой взор к горе Олимп.
И я увидел бы Платона, Аристотеля, Сократа, Еврипида и Аристофана, собравшихся вокруг Парфенона.
И я наблюдал бы за ними у Парфенона, как они обсуждают великие и вечные вопросы бытия.
Но я бы не остановился на этом.
Я бы продолжил свой путь, даже до великого расцвета Римской империи.
И я бы наблюдал за событиями там, при разных императорах и правителях.
Но я бы не остановился на этом.
Я бы даже добрался до эпохи Возрождения и увидел бы всё то, что Возрождение сделало для культурной и эстетической жизни человека.
Но я бы не остановился на этом.
Я бы даже посетил места, где жил человек, чьим именем я назван.
И я бы наблюдал за Мартином Лютером, когда он прибивал свои девяносто пять тезисов к дверям церкви в Виттенберге.
Но я бы не остановился на этом.
Я бы дошел до 1863 года и увидел бы колеблющегося президента по имени Авраам Линкольн, наконец пришедшего к выводу, что он должен подписать Прокламацию об освобождении рабов.
Но я бы не остановился на этом.
Я бы даже дошел до начала тридцатых годов и увидел бы человека, борющегося с проблемами банкротства своей страны.
И услышал бы красноречивый призыв о том, что нам нечего бояться, кроме "самого страха". Но я бы не остановился на этом.
Как ни странно, я бы обратился к Всемогущему и сказал:
"Если ты позволишь мне прожить всего несколько лет во второй половине 20-го века, я буду счастлив." Это странное заявление, ведь мир весь перевернут.
Страна больна.
В стране проблемы, вокруг царит смятение.
Странное заявление.
Но я знаю, как-то так получается, что только когда достаточно темно, можно увидеть звезды.
И я вижу, как Бог действует в этот период двадцатого века таким образом, что люди, каким-то странным образом, откликаются.
Что-то происходит в нашем мире.
Народные массы поднимаются.
И где бы они ни собирались сегодня, будь то Йоханнесбург, Южная Африка; Найроби, Кения; Аккра, Гана; Нью-Йорк; Атланта, Джорджия; Джексон, Миссисипи; или Мемфис, Теннесси - их крик всегда один и тот же:
"Мы хотим быть свободными!" И еще одна причина, по которой я рад жить в это время, заключается в том, что мы вынуждены решать проблемы, с которыми люди пытались бороться на протяжении всей истории, но тогда требования времени не заставляли их делать это.
Выживание требует, чтобы мы боролись с ними.
Люди годами говорили о войне и мире.
Но теперь они больше не могут просто говорить об этом.
В этом мире больше нет выбора между насилием и ненасилием; это ненасилие или небытие.
Вот где мы находимся сегодня.
И также в революции прав человека, если что-то не будет сделано, и сделано в спешке, чтобы вывести цветных людей мира из их долгих лет бедности, их долгих лет боли и забвения, весь мир обречен.
Я просто счастлив, что Бог позволил мне жить в это время, чтобы увидеть, как всё разворачивается.
И я счастлив, что Он позволил мне быть в Мемфисе.
Я помню --
Я помню, как мы с миссис Кинг впервые были в Иерусалиме. Мы арендовали машину и поехали из Иерусалима в Иерихон.
И как только мы выехали на эту дорогу, я сказал своей жене: "Я понимаю, почему Иисус использовал это место для своей притчи".
Это извилистая, петляющая дорога. Она действительно располагает к засадам. Вы начинаете в Иерусалиме, который находится на высоте около 1200 миль - вернее, 1200 футов над уровнем моря.
И когда вы спускаетесь в Иерихон, пятнадцать или двадцать минут спустя, вы находитесь примерно на 2200 футов ниже уровня моря. Это опасная дорога.
Во времена Иисуса она была известна как "Кровавый перевал". И знаете,
Возможно, священник и левит смотрели на лежащего на земле человека и думали, не остались ли поблизости разбойники.
Или, возможно, они думали, что человек на земле просто притворяется.
И он ведет себя так, будто его ограбили и ранили, чтобы схватить их там, заманить их туда для быстрого и легкого захвата.
И поэтому первый вопрос, который задал священник - первый вопрос, который задал левит, был:
"Если я остановлюсь, чтобы помочь этому человеку, что будет со мной?" Но потом пришел добрый самаритянин.
И он перевернул вопрос: "Если я не остановлюсь, чтобы помочь этому человеку, что будет с ним?"
Этот вопрос стоит перед вами сегодня вечером. Не "Если я остановлюсь, чтобы помочь работникам санитарной службы, что будет с моей работой?". Не
"Если я остановлюсь, чтобы помочь работникам санитарной службы, что будет со всем тем временем, которое я обычно провожу в своем кабинете каждый день и каждую неделю как пастор?"
Вопрос не в том, "Если я остановлюсь, чтобы помочь нуждающемуся человеку, что будет со мной?" Вопрос в том,
"Если я не остановлюсь, чтобы помочь работникам санитарной службы, что будет с ними?" Вот в чем вопрос.
Давайте поднимемся сегодня вечером с большей готовностью. Давайте встанем с большей решимостью.
И давайте двигаться дальше в эти сильные дни, эти дни вызова, чтобы сделать Америку такой, какой она должна быть.
У нас есть возможность сделать Америку лучшей страной. И я хочу еще раз поблагодарить Бога за то, что Он позволил мне быть здесь с вами.
Знаете, несколько лет назад я был в Нью-Йорке, подписывал свою первую книгу.
И пока я сидел там, подписывая книги, подошла невменяемая чернокожая женщина.
Единственный вопрос, который я от нее услышал, был: "Вы Мартин Лютер Кинг?" Я смотрел вниз, писал, и сказал: "Да".
И в следующую минуту я почувствовал, как что-то ударило меня в грудь. Прежде чем я успел осознать, что произошло, эта невменяемая женщина ударила меня ножом. Меня срочно доставили в больницу Гарлема.
Это был темный субботний день. Лезвие прошло насквозь, и рентген показал, что кончик лезвия находился на краю моей аорты, главной артерии.
И как только она будет проколота, ты утонешь в собственной крови - это твой конец.
На следующее утро в "Нью-Йорк Таймс" написали, что если бы я просто чихнул, то умер бы.
Ну, примерно через четыре дня, после операции, после того, как мне вскрыли грудную клетку и вынули лезвие,
Мне разрешили передвигаться в инвалидной коляске по больнице. Мне разрешили прочитать часть пришедшей почты,
И со всех концов штатов и мира приходили добрые письма. Я прочитал несколько, но одно из них я никогда не забуду.
Я получил одно от президента и вице-президента. Я забыл, что было в этих телеграммах.
Меня посетил губернатор Нью-Йорка и прислал письмо, но я забыл, что было в этом письме.
Но было еще одно письмо, которое пришло от маленькой девочки, юной девушки, которая училась в школе Уайт-Плейнс.
И я посмотрел на это письмо, и я никогда его не забуду. В нем просто говорилось
И она сказала
Хотя это не должно иметь значения, я хотела бы упомянуть, что я белая девочка.
Я прочитала в газете о вашем несчастье и о ваших страданиях. И я прочитала, что если бы вы чихнули, то умерли бы.
И я просто пишу вам, чтобы сказать, что я так рада, что вы не чихнули.
И я хочу сказать сегодня вечером - я хочу сказать сегодня вечером, что я тоже рад, что не чихнул.
Потому что, если бы я чихнул, меня бы здесь не было в 1960 году, когда студенты по всему Югу начали сидячие забастовки в закусочных.
И я знал, что, сидя там, они действительно отстаивали лучшее в американской мечте
И возвращали всю страну к тем великим истокам демократии, которые были глубоко вырыты отцами-основателями в Декларации независимости и Конституции.
Если бы я чихнул, меня бы здесь не было в 1961 году, когда мы решили поехать за свободой и покончить с сегрегацией в междугородних перевозках.

Если бы я чихнул, меня бы здесь не было в 1962 году, когда негры в Олбани, штат Джорджия, решили расправить свои спины.
И всякий раз, когда мужчины и женщины расправляют спины, они идут куда-то, потому что человек не может ехать на вашей спине, если она не согнута.
Если бы я чихнул -- Если бы я чихнул, меня бы здесь не было в 1963 году, когда чернокожие жители Бирмингема, штат Алабама, пробудили совесть этой страны и добились принятия Закона о гражданских правах.
Если бы я чихнул, у меня не было бы возможности позже в том же году, в августе, рассказать Америке о сне, который мне приснился.
Если бы я чихнул, меня бы не было в Сельме, штат Алабама, чтобы увидеть великое Движение там.
Если бы я чихнул, меня бы не было в Мемфисе, чтобы увидеть, как община сплотилась вокруг этих братьев и сестер, которые страдают.
Я так рад, что не чихнул.
И они говорили мне... Теперь это неважно. Действительно неважно, что произойдет сейчас.
Я улетел из Атланты этим утром, и когда мы сели в самолет, нас было шестеро.
Пилот сказал по системе громкой связи: "Мы извиняемся за задержку, но у нас на борту доктор Мартин Лютер Кинг".
И чтобы убедиться, что весь багаж проверен, и чтобы убедиться, что в самолете все в порядке, мы должны были тщательно все проверить.
И мы охраняли самолет всю ночь".
А потом я добрался до Мемфиса. И некоторые начали говорить об угрозах или говорить об угрозах, которые поступали. Что со мной сделают некоторые из наших больных белых братьев?
Что ж, я не знаю, что будет теперь. Нам предстоят трудные дни. Но теперь мне все равно, потому что я побывал на вершине горы.
И я не возражаю.
Как и любой человек, я хотел бы жить долго. Долголетие имеет свое значение. Но сейчас меня это не волнует.
Я просто хочу исполнить Божью волю. И Он позволил мне подняться на гору. И я посмотрел. И я увидел Землю Обетованную.
Возможно, я не доберусь туда вместе с вами. Но я хочу, чтобы вы знали сегодня вечером, что мы, как народ, доберемся до земли обетованной!
И поэтому я счастлив сегодня вечером.
Я ни о чем не беспокоюсь.
Я не боюсь никого!
Мои глаза видели славу грядущего Господа!