Lyrics and translation Versengold - Ketzerey

Ketzerey

Der Bruno war ein großer Mann der wahrlich ganz und gar
Ebenso ein großer Zecher wie auch Sünder war
So manches Mal ist er auf den Tavernentisch gesprungn
Und hat mit seinem Arsch das Ave Maria gesung
Ein Pfaffe der das hörte war recht dürftig amüsiert
Da solcherlei Geberde sich nun wahrlich gar nicht ziert

Da griff er sich ans golden Kreuz was ihm am Halse saß
Und rief wild in den Schanksaal Dies sei Ketzerey kein Spass!
Wer schmählich von der Kirche spricht
Verdient das Erdendasein nicht
Denn jeder Mensch weiß in der Tat
Ist er gar sündenfrei
Die Lüge ist des Teufels Saat
Die Wahrheit
Ketzerey!
Ketzerey
Da, Bruno doch der hatte schon manchen Krug geleert
Und sprach "Die Lüge wär ja wohl des Pfaffen Steckenpferd.
Wie kanns sonst sein dass jedes dünne Kirchlein dieser Stadt
Als Reliqiegabe 's Heilands Lendenschürzchen hat.
Heiligtümer gibts doch in bedenklich großer Zahl,
Wer weiß vielleicht trink ich ja auch mein Bier aus dem Heiligen Gral?"

Der Pfaffe nahm sein golden Kreuz was er am Halse trug
Und rief wild in den schanksaal,
Was genug wär, wär genug!
Wer schmählich von der Kirche spricht
Verdient das Erdendasein nicht
Denn jeder Mensch weiß in der Tat
Ist er gar sündenfrei
Die Lüge ist des Teufels Saat
Die Wahrheit
Ketzerey!
Ketzerey
Huh, Bruno doch er grinste nur und gab belustigt kund
"Die Welt wär keine Scheibe, Nein
Sie wär ein Erdenrund
Unser fetter Pontifex verzählt uns eine Mär
Oh ihr Zecherbrüder steht nur auf und lauft umher
Jeder von euch Säufern der im Schanksaal rumspaziert
Wankt doch nur weil er auf einer Kugel herumbalanciert"

Der Pfaffe nahm sein golden Kreuz was ihm am Halse hing
Und schrie er würde Bruno,
Auf den Scheiterhaufen bring
Wer schmählich von der Kirche spricht
Verdient das Erdendasein nicht
Denn jeder Mensch weiß in der Tat
Ist er gar sündenfrei (SO frei!)
Die Lüge ist des Teufels Saat
Die Wahrheit
Ketzerey!
Ketzerey
(Haleluja!)
Bruno doch er lachte nur und sprach "Mein lieber Pfaff,
Ich weiß nicht eb ich es all heut noch aus der Schänke schaff
Der Teufel wollt mir später meine teuere Zeche zahln
Und mich dafür mit sich nehmen, erleid ich Höllenqualn
Es wäre gar barmherzig wenn ich mich auslösen wollt
Nehmt doch von eurem Halse dort das Kreuz aus purem Gold
Und tauscht es für mein Seelenheil, für meine Zech heut ein
Dann folg ich allzugerne eurem Scha-hein-heili-gen-schein!"

Der Pfaffe putterrot sich noch zu einem Lächeln zwang
Während er nach Luft und nach dem schnöden Goldkreuz rang
Und den nun hens aus dem Schänkenfenster sprang
Wer schmählich von der Kirche spricht
Verdient das Erdendasein nicht
Denn jeder Mensch weiß in der Tat
Ist er gar sündenfrei
Die Lüge ist des Teufels Saat
Die Wahrheit
Ketzerey!
Ketzerey

Ересь

Бруно был мужчина хоть куда, воистину душой,
И выпить был не прочь всегда, как и погрешить душой.
Не раз он запрыгивал на стол в трактире средь толпы
И пел своим задом «Аве Мария» до хрипоты.
Священник, услышав это всё, был, мягко говоря, не рад:
Ведь этот человек погряз во грехе – вот те на, маскарад.

Схватился он за крест златой, что на шее его висел,
И дико закричал: «Ересь! Извольте прекратить сей беспредел!»
Кто поносит церковь, тот,
Недостоин жизни, вот!
Ведь каждый на свете знает,
Что греха он не избежит,
Ложь – семя дьявола, так и знайте,
А правда,
Ересь!
Ересь!
Бруно же немало кружек пива осушил,
«Ложь, – молвил он, – конёк попы, я так всегда судил.
Откуда ж в каждой церкви бедной в нашем славном городке
Есть реликвия святая – набедренная повязка Христа в платке?»
Святынь развелось так много, что не счесть,
Быть может, пиво я потягиваю из святой чаши – вот так весть!»

Поп схватился за свой крест златой, что на шее он носил,
И дико завопил в трактире,
Что всё, предел настал, молвил!
Кто поносит церковь, тот,
Недостоин жизни, вот!
Ведь каждый на свете знает,
Что греха он не избежит,
Ложь – семя дьявола, так и знайте,
А правда,
Ересь!
Ересь!
А Бруно лишь усмехнулся в ответ и, веселясь, сказал:
«Мир – не плоский блин, нет,
А круглая земля, я видал!
Наш толстый понтифик – лжец и обманщик,
Эй, братья-собутыльники, вставайте, не будьте трусливы, как зайцы!»
Каждый из вас, пьяниц, кто сейчас здесь кружится,
Шатается лишь потому, что по шару земному ему приходится передвигаться!»

Поп схватился за крест златой, что на шее его висел,
И крикнул, что сейчас же Бруно
На костре сгорит, исчез!
Кто поносит церковь, тот,
Недостоин жизни, вот!
Ведь каждый на свете знает,
Что греха он не избежит (не избежит!),
Ложь – семя дьявола, так и знайте,
А правда,
Ересь!
Ересь!
(Аллилуйя!)
Бруно же захохотал и молвил: «Святой отец,
Не уверен, что сегодня выйду из стен этих, подлец!
Дьявол мне пообещал за выпивку заплатить сполна
И забрать меня с собой в преисподнюю, где вечная западня.
Было бы милосердием душу мою спасти,
Так что сними свой золотой крест – вот он, возьми!
Обменяй его на спасенье души моей, на попойку эту,
И я с радостью последую за твоим ханжеством, проклятая ты плесень!»

Побледнел священник, но, сдерживаясь, выдавил улыбку,
Пока пытался вдохнуть и дотянуться до заветной безделушки,
И выпрыгнул в окно трактира, подальше отсюда,
Кто поносит церковь, тот,
Недостоин жизни, вот!
Ведь каждый на свете знает,
Что греха он не избежит,
Ложь – семя дьявола, так и знайте,
А правда,
Ересь!
Ересь!