Lyrics and translation Παύλος Σιδηρόπουλος - I

I

Είναι μέρες που πατάω γερά
είναι μέρες που το νιώθω πως πεθαίνω
Δεν ξέρω αν είμαι πριν ή τώρα ή μετά
μα μέσα σε είκοσι λεπτά
Σ' είδα να με μισείς
σ' είδα να μ' αγαπάς και περιμένω

Φωνή του φίλου κατάντησε φτηνή
στην κρίση σου αλύπητα αφημένη
και κάπου υπάρχει μια αιώνια απειλή
σε σένανε μονάχα αφοσιωμένη

Είμαστε μόνοι, εγώ και συ
κι ανάμεσά μας μια φωνή απελπισμένη
Σ' ό,τι μισώ, σ' ό,τι αγαπώ
είμαι εγώ, μα πίσω μου εσύ είσαι κρυμένη

Του εγώ μου φίλε τα όσα στεγανά
διαλύθηκαν σε κάποια μαύρη φλέβα
σ' ένα μονόδρομο αγωνίας αλήθεια και ψευτιά
το ίδιο πρόσωπο σκοτάδι με τη μέρα

Παραμονεύει στη σκιά, με μια καρδιά και μια παντιέρια
είν' η ηρωίνη φίλε και ίσως να ξεχαστείς
μας λες πως την ελέγχεις
πως ξέρεις τι ζητάς και το γιατί

Θέλει χρυσάφι και κάποια υποταγή
αγάπη μεταχείρηση στα μέτρα τα δικά της
είν' επικίνδυνη και θέλει προσοχή
θανάτου άγγελος σωματοφύλακάς της

Μα είναι γλυκιά, πολύ γλυκιά
μα είναι κλειστά τα περιθώριά της
και είναι αυτή, μονάχα αυτή
και δεν μπορεί κανένας, μα κανείς να την χορτάσει

Ένα φιξάκι φίλε δεν είναι παρά μια στιγμή
κι όμως μπορεί να γίνει μια ολόκληρη ζωή

Я

Бывают дни, когда я твёрдо стою на ногах,
бывают дни, когда чувствую, что умираю.
Не знаю, нахожусь ли я до, или сейчас, или после,
но за двадцать минут
Я увидел, как ты меня ненавидишь,
видел, как ты меня любишь, и жду.

Голос друга стал дешёвым,
безжалостно брошенным в твоём кризисе,
и где-то существует вечная угроза,
посвящённая только тебе.

Мы одни, я и ты,
и между нами голос отчаяния.
Во всём, что я ненавижу, во всём, что люблю,
это я, но позади меня прячешься ты.

Все мои плотины, милая,
разбились о какую-то чёрную жилу,
в одностороннем движении агонии — правда и ложь,
одно и то же лицо — тьма средь бела дня.

Таится в тени, с сердцем и плащом,
это героин, милая, и, возможно, ты забудешься,
ты говоришь, что контролируешь его,
что знаешь, чего ты хочешь и почему.

Ей нужно золото и некое подчинение,
любовь-операция по её меркам,
она опасна и требует осторожности,
ангел смерти — её телохранитель.

Но она сладкая, очень сладкая,
но её границы закрыты,
и это она, только она,
и никто, совсем никто, не может насытиться ею.

Один укол, милая, — это всего лишь миг,
и всё же он может стать целой жизнью.