Mein
Freund
Schnuckenack,
der
Zigeuner,
sagt:
Ich
mach
dir
eine
Phantasie.
Und
dann
zeigt
er
mir
sein
rechtes
Bein,
ganz
aus
Leder
bis
unter
das
Knie.
Das
geschah
ihm
in
Mauthausen,
war
ein
Unfall
der
SS,
zwischen
Schüssen
mußt
er
tanzen,
und
sie
riefen:
So
ist
Jazz!
Mein
Freund
Schnuckenack
ist
Verlierer,
von
Geburt
und
von
Beruf,
setzt
er
Geld
auf
Nummer
Sicher,
bricht
dem
Favorit
der
Huf.
Er
möbliert
sich
die
Verzweiflung
mit
Absinth
und
Mescalin
An
den
Abenden
der
Männer
sieht
man
ihn
das
Messer
ziehen.
Dieses
scharfe
Silberfischlein,
das
die
Wunden
rasch
bereist,
ist
ihm
schweigsame
Verwandschaft
wenn
die
Zärtlichkeit
vereist.
Mein
Freund
Schnuckenack
nennt
das
Leben
eine
Lehre,
die
man
hat,
wenn
man
sie
nicht
mehr
gebrauchen
kann,
und
er
hat
dei
Lehren
satt.
Zwischen
tausend
Tabernakel
sucht
er
Gott
wie
eine
Laus
Denn
er
will
ihn
höflich
fragen,
ob
er
rechnet
mit
Applaus
Мой
друг
Шнукенак,
цыган,
говорит
мне:
"Я
покажу
тебе
фантазию".
И
показывает
свою
правую
ногу,
кожаную
до
колена.
Это
случилось
с
ним
в
Маутхаузене,
несчастный
случай
по
вине
СС,
под
выстрелы
он
должен
был
танцевать,
а
они
кричали:
"Вот
так
джаз!"
Мой
друг
Шнукенак
— неудачник,
от
рождения
и
по
профессии,
ставит
деньги
на
верняк,
а
у
фаворита
ломается
копыто.
Он
обставляет
свое
отчаяние
абсентом
и
мескалином.
Вечерами,
в
мужской
компании,
можно
увидеть,
как
он
достает
нож.
Эта
острая
серебряная
рыбка,
быстро
исследующая
раны,
становится
ему
молчаливой
родней,
когда
нежность
застывает.
Мой
друг
Шнукенак
называет
жизнь
уроком,
который
у
тебя
есть,
когда
он
тебе
больше
не
нужен,
и
эти
уроки
ему
надоели.
Среди
тысяч
церквушек
он
ищет
Бога,
как
вошь,
потому
что
хочет
вежливо
спросить
его,
рассчитывает
ли
тот
на
аплодисменты.