Paroles et traduction Александр Башлачев - Слёт - симпозиум

Слёт - симпозиум

Куда с добром деваться нам в границах нашей области?
У нас - четыре Франции, семь Бельгий и Тибет.
У нас есть место подвигу. У нас есть место доблести.
Лишь лодырю с бездельником у нас тут места нет.
А так - какие новости? Тем более, сенсации...
С террором и вулканами здесь все наоборот.
Прополка, культивация, мели-мели-мели - орация,
Конечно, демонстрации. Но те - два раза в год.
И все же доложу я вам без преувеличения,
Как подчеркнул в докладе сам товарищ Пердунов,
Событием высокого культурного значения
Стал пятый слет-симпозиум районных городов.
Президиум украшен был солидными райцентрами -
Сморкаль, Дубинка, Грязовец и Верхний Самосер.
Эх, сумма показателей с высокими процентами!
Уверенные лидеры. Опора и пример.
Тянулись Стельки, Чагода... Поселок в ногу с городом.
Угрюм, Бубли, Кургузово, потом Семипердов.
Чесалась Усть-Тимоница. Залупинск гладил бороду.
Ну, в общем, много было древних, всем известных городов.
Корма - забота общая. Доклад - задача длинная.
Удои с дисциплиною, корма и вновь корма.
Пошла чесать губерния. Эх, мать моя целинная!
Как вдруг - конвертик с буквами нерусского письма.
Президиум шушукался. Сложилась точка зрения:
- Депеша эта с Запада. Тут бдительность нужна.
Вот, в Тимонице построен институт слюноварения.
Она - товарищ грамотный и в аглицком сильна...
- С поклоном обращается к вам тетушка Ойропа.
И опосля собрания зовет на завтрак к ней...
- Товарищи, спокойнее! Прошу отставить ропот!
Никто из нас не завтракал - у нас дела важней.
Ответим с дипломатией. Мол, очень благодарные,
Мол, ценим и так далее, но, так сказать, зер гут!
Такие в нашей области дела идут ударные,
Что даже в виде исключения не вырвать пять минут.
И вновь пошли нацеливать на новые свершения.
Была повестка муторной, как овсяной кисель.
Вдруг телеграмма: - Бью челом! Примите приглашение!
Давайте пообедаем. Для вас накрыт Брюссель.
Повисло напряженное, гнетущее молчание.
В такой момент - не рыпайся, а лучше - не дыши!
И вдруг оно прорезалось - голодное урчание
В слепой кишке у маленького города Шиши.
Бедняга сам сконфузился! В лопатки дует холодом.
А между тем урчание все громче и сочней.
- Позор ему - приспешнику предательского голода!
Никто из нас не завтракал! дела для нас важней!
- Товарищи, спокойнее! Ответим с дипломатией.
Но ярость благородная вскипала, как волна.
- Ту вашу дипломатию в упор к отцу и матери! -
Кричала с места станция Октябрьская Весна.
- Ответим по-рабочему. Чего там церемониться.
Мол, на корню видали мы буржуйские харчи! -
Так заявила грамотный товарищ Усть-Тимоница,
И хором поддержали ее Малые Прыщи.
Трибуну отодвинули. И распалили прения.
Хлебали предложения как болтанку с пирогом.
Объявлен был упадочным процесс пищеварения,
А сам Шиши - матерым, но подсознательным врагом.
- Пущай он, гад, подавится Иудиными корками!
Чужой жратвы не надобно. Пусть нет - зато своя!
Кто хочет много сахару - тому дорога к Горькому!
А тем, кто с аппетитами - положена статья...
И населенный пункт 37-го километра
Шептал соседу радостно: - К стене его! К стене!
Он - опытный и искренний поклонник
стиля "ретро",
Давно привыкший истину искать в чужой вине.
И диссидент Шиши горел красивым синим пламенем.
- Ату его, вредителя! Руби его сплеча!
И был он цвета одного с переходящим знаменем,
Когда ему товарищи слепили строгача.
А, впрочем, мы одна семья - единая, здоровая.
Эх, удаль конармейская ворочает столы.
Президиум - "Столичную", а первый ряд - "Зубровую",
А задние - чем бог послал, из репы и свеклы.
Потом по пьяной лавочке пошли по главной улице.
Ругались, пели, плакали и скрылись в черной мгле.
В Мадриде стыли соусы.
В Париже сдохли устрицы.
И безнадежно таяло в Брюсселе крем-брюле.

Rally - Symposium

Where can we find goodness within our region's bounds, my dear?
We boast four Frances, seven Belgiums, and a Tibet so vast.
There's room for heroic deeds, a place for valor profound.
Only the lazy and idle will find themselves out of cast.
But what's the news, darling? Sensations, if you please...
With terror and volcanoes, it's quite the opposite here.
Weeding, cultivating, speeches that drone and wheeze,
Demonstrations, of course, but only twice a year, my dear.
Yet, I must report, without exaggeration's sway,
As Comrade Perdunov himself did firmly declare,
An event of high cultural significance came our way -
The fifth Rally-Symposium of our district towns, so fair.
The presidium was graced by solid district centers' might -
Smorkal, Dubinka, Gryazovets, and Verkhniy Samoser bold.
Ah, the sum of their achievements, percentages shining bright!
Confident leaders they are, a story to be told.
Stelki, Chagoda stretched out, towns keeping pace with the time.
Ugryum, Bubly, Kurguzovo, then Semiperdov's line.
Ust-Timonitsa scratched herself, Zalupinsk stroked his beard so fine.
Well, in short, many ancient towns, their names widely revered.
Feed is our common concern, reports, a lengthy affair.
Milk yields and discipline, feed, and feed, our constant prayer.
The province started to itch, oh, my virgin land so bare!
Suddenly, an envelope, with letters strange and rare.
The presidium whispered, a consensus they did find:
- This dispatch from the West, vigilance is our guide.
See, in Timonitsa, a salivation institute, one of a kind.
She's a literate comrade, in English well-applied...
- Aunt Europe sends her regards, to you, a friendly embrace.
And after the meeting, she invites you to her place...
- Comrades, be calm! Please cease this muttering disgrace!
None of us had breakfast, we have more important tasks to chase.
We'll respond with diplomacy, say, "We're truly grateful, you see,
We appreciate it and so on, but, as they say, 'Sehr gut!'"
Such ударные дела are going on in our country,
That even as an exception, we can't spare five minutes, it's true.
And again, we set our sights on new achievements to pursue,
The agenda was tedious, like oatmeal, thick and blue.
Suddenly, a telegram: "I implore you, please do agree!"
Let's have lunch together, Brussels awaits, you see."
A tense, oppressive silence hung heavily.
At such a moment, don't fidget, better not even breathe, my dear!
And suddenly, it cut through, a hungry rumbling sound,
In the cecum of the small town of Shishi, profound.
The poor fellow was embarrassed, feeling chills all around.
Meanwhile, the rumbling grew louder, a juicier sound.
- Shame on him, a minion of treacherous hunger's call!
None of us had breakfast, our duties stand above all!
- Comrades, be calm! We'll respond with diplomacy's shawl.
But noble fury boiled up like a wave about to fall.
- Your diplomacy can go to hell, I say with might! -
Shouted from her seat the station "October Spring," so bright.
- Let's answer like workers, no need for ceremony's light.
We've seen through bourgeois food, it holds no delight! -
So declared the literate comrade Ust-Timonitsa with pride,
And in chorus, the Small Pimples supported her side.
The tribune was pushed aside, debates began to ignite.
They slurped up proposals like sweet porridge, a delightful bite.
The digestive process was declared a decadent plight,
And Shishi himself, a hardened, subconscious enemy in sight.
- Let the bastard choke on Judas' crusts, I say!
We don't need foreign grub, let it be ours, come what may!
Those who crave much sugar, to Gorky they should stray!
And those with appetites, an article will show the way...
And the settlement of the 37th kilometer,
Whispered to his neighbor joyfully: "To the wall with him, I swear!"
He's an experienced and sincere admirer,
of the "retro" style, you see,
Long accustomed to seeking truth in someone else's despair.
And the dissident Shishi burned with a beautiful blue flame.
- Get him, the saboteur! Chop him down, don't be tame!
He was the same color as the passing banner's fame,
When his comrades built him a coffin, sealing his name.
But, after all, we are one family, united and strong.
Ah, the cavalry's daring turns tables all night long.
The presidium gets "Stolichnaya," the first row, "Zubrovka's" song,
And the back rows, whatever God sends, from turnips and beets, their throng.
Then, down the drunken lane, they stumbled down the main street.
They swore, sang, cried, and vanished into the dark night's retreat.
In Madrid, sauces grew cold, a bitter defeat.
In Paris, oysters perished, their fate bittersweet.
And in Brussels, crème brûlée hopelessly melted away, incomplete.