Paroles et traduction Владимир Высоцкий - Баллада о детстве

Баллада о детстве

Час зачатья я помню неточно
Значит, память моя однобока
Но зачат я был ночью, порочно
И явился на свет не до срока

Я рождался не в муках, не в злобе
Девять месяцев - это не лет
Первый срок отбывал я в утробе
Ничего там хорошего нет

Спасибо вам святители, что плюнули да дунули
Что вдруг мои родители зачать меня задумали
В те времена укромные, теперь почти былинные
Когда срока огромные брели в этапы длинные
Их брали в ночь зачатия, а многих даже ранее
А вот живет же братия - моя честна компания

Ходу, думушки светлые, ходу
Слово, строченьки, милые, слово!
В первый раз получил я свободу
По указу от тридцать восьмого
Знать бы мне, кто так долго мурыжил
Отыгрался бы на подлеце
Но родился и жил я и выжил
Дом на Первой Мещанской в конце

Там за стеной, за стеночкою, за перегородочкой
Соседушка с соседочкою баловались водочкой
Все жили вровень, скромно так: система коридорная
На тридцать восемь комнаток всего одна уборная
Здесь на зуб зуб не попадал, не грела телогреечка
Здесь я доподлинно узнал, почем она, копеечка

Не боялась сирены соседка
И привыкла к ней мать понемногу
И плевал я, здоровый трехлетка
На воздушную эту тревогу
Да не все то, что сверху от Бога
И народ зажигалки тушил
И, как малая фронту подмога
Мой песок и дырявый кувшин

И било солнце в три луча, на чердаке расссеяно
На Евдоким Кириллыча и Гисю Моисеевну
Она ему: Как сыновья? - Да без вести пропавшие!
Эх, Гиська, мы одна семья, вы тоже пострадавшие
Вы тоже пострадавшие, а значит обрусевшие
Мои - без вести павшие, твои - безвинно севшие

Я ушел от пеленок и сосок
Поживал - не забыт, не заброшен
Не дразнили меня "недоносок"
Так как был я нормально доношен
Маскировку пытался срывать я
Пленных гонют,- чего ж мы дрожим?
Возвращались отцы наши, братья
По домам, по своим да чужим

У тети Зины кофточка с драконами да змеями
То у Попова Вовчика отец пришел с трофеями
Трофейная Япония, трофейная Германия
Пришла страна Лимония - сплошная чемодания
Взял у отца на станции погоны, словно цацки, я
А из эвакуации толпой валили штатские

Осмотрелись они, оклемались
Похмелились, потом протрезвели
И отплакали те, кто дождались
Недождавшиеся отревели
Стал метро рыть отец Витькин с Генкой
Мы спросили:- зачем? - Он в ответ
Мол, коридоры кончаются стенкой
А тоннели выводют на свет

Пророчество папашино не слушал Витька с корешом
Из коридора нашего в тюремный коридор ушел
Да он всегда был спорщиком, припрут к стене - откажется
Прошел он коридорчиком и кончил стенкой, кажется
Но у отцов свои умы, а что до нас касательно
На жизнь заглядывались мы уже самостоятельно

Все - от нас до почти годовалых
Толковищу вели до кровянки
А в подвалах и полуподвалах
Ребятишкам хотелось под танки
Не досталось им даже по пуле
В ремеслухе живи не тужи
Ни дерзнуть, ни рискнуть, но рискнули
Из напильников сделать ножи

Они воткнутся в легкие
От никотина черные
По рукоятки легкие трехцветные наборные
Вели дела отменные сопливые острожники
На стройке немцы пленные на хлеб меняли ножики
Сперва играли в фантики в пристенок с крохоборами
И вот ушли романтики из подворотен ворами

Спекулянтка была номер перший
Ни соседей, ни бога не труся
Жизнь закончила миллионершей
Пересветова тётя Маруся

У Маруси за стенкой говели
И она там втихую пила...
А упала она возле двери
Некрасиво так, зло умерла

Нажива — как наркотика
Не выдержала этого
Богатенькая тётенька
Маруся Пересветова...

Но было всё обыденно
Заглянет кто — расстроится
Особенно обидело
Богатство метростроевца

Он дом сломал, а нам сказал
"У вас носы не вытерты
А я — за что я воевал?!"
И разные эпитеты

Было дело, и были подвалы
Было время, и цены снижали
И текли, куда надо, каналы
И в конце, куда надо, впадали
Дети бывших старшин да майоров
До ледовых широт поднялись
Потому, что из тех коридоров
Вниз сподручней им было, чем ввысь...

Ballad of Childhood

The hour of my conception, I recall imprecisely,
My memory, it seems, is rather one-sided.
But conceived I was at night, in sin and vice,
And came into the world before my time was ripe.

Not in torment or anger was I born,
Nine months - it's hardly years, you see,
My first term I served within the womb,
And there was nothing good there, trust me.

Thanks to the saints who blessed and breathed upon,
That my parents suddenly decided to conceive,
In those secluded times, now almost mythical,
When enormous sentences crawled into long stages,
They were taken on the night of conception, and many even earlier,
And yet, here lives the brotherhood - my honest company.

Go, my bright thoughts, go,
Words, my dear lines, flow!
For the first time, I received freedom,
By the decree of thirty-eight.
If only I knew who kept me locked up for so long,
I would get back at the scoundrel,
But I was born and lived and survived,
A house on Pervaya Meshchanskaya, at the end.

There behind the wall, the little wall, the partition,
Neighbor with neighbor indulged in vodka,
Everyone lived equally, modestly: a corridor system,
For thirty-eight small rooms, only one lavatory.
Here tooth never met tooth, the body warmer didn't warm,
Here I truly learned why it's called a "kopeck" (penny).

The neighbor wasn't afraid of the siren,
And mother got used to it gradually,
And I, a healthy three-year-old, didn't care,
About this air raid alarm.
Not everything that comes from above is from God,
And the people extinguished lighters,
And, as a small help to the front,
My sand and leaky jug.

And the sun beat in three rays, scattered on the attic,
On Evdokim Kirillych and Gisya Moiseevna,
She to him: "How are your sons?" - "Missing in action!"
"Eh, Gisya, we are one family, you are also victims,"
"You are also victims, and therefore Russified,"
"Mine - missing in action, yours - innocently imprisoned."

I left diapers and pacifiers behind,
I lived - not forgotten, not abandoned,
They didn't tease me as a "preemie,"
Because I was normally delivered.
I tried to rip off the camouflage,
They're driving prisoners, why are we trembling?
Our fathers and brothers returned,
To their homes, and those of others.

Aunt Zina's blouse with dragons and snakes,
Then Popov Vovochka's father came with trophies,
Trophy Japan, trophy Germany,
The country of Limonia arrived - solid suitcases.
I took my father's epaulets at the station, like trinkets,
And from the evacuation, civilians poured in crowds.

They looked around, recovered,
Got over their hangovers, then sobered up,
And those who waited, wept,
Those who didn't, wailed.
Vitya's father started digging the metro with Genka,
We asked: "Why?" - He replied,
"Well, corridors end with a wall,"
"And tunnels lead to the light."

Vitya and his buddy didn't listen to his father's prophecy,
From our corridor, he went into the prison corridor,
Yes, he was always an arguer, pinned against the wall - he'd refuse,
He walked the corridor and ended with a wall, it seems.
But fathers have their own minds, and as for us, regarding,
We were already looking at life independently.

Everyone - from us to almost one-year-olds,
Carried on the debate until blood was drawn,
And in the basements and semi-basements,
The kids wanted to get under the tanks.
They didn't even get a bullet,
Live in the ремеслуха (trade school), don't worry,
Neither dare nor risk, but they risked,
Making knives out of files.

They will stick into lungs,
Black from nicotine,
Up to the hilt, light, three-colored, inlaid,
The snotty jailbirds did excellent business,
At the construction site, German prisoners exchanged knives for bread,
First, they played with candy wrappers against the wall with the misers,
And so the romantics left the gateways as thieves.

The speculator was number one,
Fearing neither neighbors nor God,
She ended her life as a millionaire,
Aunt Marusya Peresvetova.

Behind Marusya's wall, they prayed,
And she secretly drank there...
And she fell near the door,
Ugly, evil, she died.

Profit - like a drug,
She couldn't handle it,
The rich lady,
Marusya Peresvetova...

But everything was ordinary,
Whoever looked in would be upset,
Especially offended,
By the wealth of the metro builder.

He broke down the house, and told us,
"Your noses are not wiped,
"And me - what did I fight for?!"
And various epithets.

There were times, and there were basements,
There was a time, and prices were lowered,
And canals flowed where they needed to,
And in the end, where they needed to, they fell.
The children of former sergeants and majors,
Rose to the icy latitudes,
Because from those corridors,
It was easier for them to go down than up...