Paroles et traduction Владимир Высоцкий - Памяти Василия Шукшина

Памяти Василия Шукшина

Еще ни холодов, ни льдин
Земля тепла. Красна калина
А в землю лег еще один
На Новодевичьем мужчина
"Должно быть, он примет не знал
Народец праздный суесловит
Смерть тех из нас всех прежде ловит
Кто понарошку умирал."
Коль так, Макарыч, - не спеши
Спусти колки, ослабь зажимы
Пересними, перепиши
Переиграй - останься живым
Но в слезы мужиков вгоняя
Он пулю в животе понес
Припал к земле, как верный пес
А рядом куст калины рос
Калина - красная такая
Смерть самых лучших намечает
И дергает по одному
Такой наш брат ушел во тьму!
Не буйствует и не скучает
А был бы "Разин" в этот год
Натура где - Онега, Нарочь?
Все печки-лавочки, Макарыч!
Такой твой парень не живет
Вот после временной заминки
Рок процедил через губу
"Снять со скуластого табу
За то, что он видал в гробу
Все панихиды и поминки
Того, с большой душою в теле
И с тяжким грузом на горбу
Чтоб не испытывал судьбу
Взять утром тепленьким с постели!"
И после непременной бани
Чист перед Богом и тверез
Взял да и умер он всерьез
Решительней, чем на экране

In Memory of Vasily Shukshin

The frost and ice haven't come yet,
The earth is warm. The viburnum's red.
But another man has gone to bed,
At Novodevichy, laid to rest.
"He must not have known he'd be taken,"
The idle crowd whispers in vain.
"Death catches those who feigned their pain,
Before it takes us, who remain."
If that's the case, Makarych, don't rush,
Loosen the stakes, release the clamps,
Reshoot, rewrite, revamp,
Replay your part - stay alive, perhaps.
But driving men to tears,
He carried the bullet in his gut,
Fell to the ground like a faithful mutt,
Beside a viburnum shrub.
The viburnum - so red and bright,
Marks the best of us for its blight,
And plucks them one by one,
Such a brother of ours has gone!
He doesn't rage or fret,
And would there be a "Razin" this year,
With nature found - Onega, Naroch near?
Just stoves and benches, Makarych, my dear!
Such a man as yours doesn't live long.
So after a temporary lull,
Fate muttered through its lips so full,
"Lift the taboo from the one with cheekbones,
For what he's seen in the tombstones,
All the funerals and wakes,
Of the one with a large soul in his frame,
And with a heavy burden on his name,
So he wouldn't tempt fate's cruel game,
Take him warm from his bed in the mornings!"
And after the inevitable bath,
Clean before God and sober,
He up and died, for real, rather,
More decisively than on the screen's path.