Paroles et traduction Олег Митяев - Ж.З.Л.

Ж.З.Л.

Жизнь замечательных людей
Незамечательней нисколько
Собственной жизни или дней,
Памятных нам самим и только.
И где бы ни выпало нам жить,
Но в сонном полёте невесомом
Нам предназначено парить
Над нашим городом и домом,
Где мы знаем всех соседей
И по улице соседней
Мы впервые на велосипеде едем
И пьём у жёлтой бочки квас,
Где из фантиков секреты,
Первомайские портреты.
Ленина и Сталина заветы,
Их пока обманывать нельзя.
Далеко до школьных тягот,
Красных галстуков и стягов,
И лишь от бузины и волчьих ягод
Иногда не очень важный стул.
Майский жук и колорадский
И костюм лисы дурацкий,
И наш хоккей сильнее, чем канадский,
И вообще, вообще, вообще...
Жизнь замечательных людей
Нашего дома и района
Проистекала как у всей
Этой страны неразделённой.
Строго смотрел Марат Казей
Как допивали мы какао
В свете решений и идей,
В мире джульбарса и скакалок.
С книжкой Робинзона Крузо
И с варёной кукурузой,
Под виниловый пока ещё Карузо
И шипящий патефон.
Запах ёлки и карбида,
Ни Иисуса, ни Давида,
Лишь высотки МГУ и МИДа
На цветных открытках из Москвы.
Был Театр у микрофона,
Автомат с одеколоном,
Телевизор у кого-то дома был один,
И все мы шли к нему.
Жизнь замечательных людей
Скрыта была от взоров наших
Длинным забором лагерей
И немотой всё понимавших.
От нас, не видавших ни войны,
От не слыхавших, кроме "Зорьки"
Утром для школьников страны,
Каких-то откровений горьких.

Чист эфир от катаклизмов
И двадцать лет до коммунизма,
А для молодого организма есть ещё
И нормы ГТО.
И Аврора на монете,
И куренье в туалете,
И счастливый номер на билете синем,
И Наталия Варлей.
Жизнь замечательных людей –
От незатейливых раскрасок
До окаянных наших дней –
Она лишь собственная наша.
И сколько б ни падали на снег,
И как бы ни напрягали жилы,
Вот уж и XXI век,
И, слава Господу, мы живы!

The Lives of Remarkable People

The lives of remarkable people,
No more remarkable, my love, than our own,
Than our own lives or days,
Memorable only to us, you and I.
And wherever fate may lead us to dwell,
In a weightless, drowsy flight we seem to soar,
Destined to float above it all,
Over our city, our home, our little door,
Where we know every neighbor's face,
And down the neighboring street we race,
Riding our bikes for the very first time,
Drinking kvass from the yellow barrel's prime.
Secrets hidden in candy wrappers bright,
May Day portraits, shining light,
Lenin and Stalin, their words so grand,
Too young to question, too small to understand.
Far from the burdens of school and its rules,
Red ties and banners, and classrooms full,
Only from elderberries and wolfberries tart,
An upset stomach, a sometimes rumbling start.
May beetles buzzing, Colorado's pest,
A silly fox costume, putting us to the test,
Our hockey team stronger than Canada's best,
And in general, darling, in general, the rest...
The lives of remarkable people, it's true,
Of our home and neighborhood, me and you,
Flowed just like the rest of the land,
This undivided country, hand in hand.
Marat Kazei's stern gaze looked down,
As we finished our cocoa, in our small town,
In the light of decisions and grand ideas,
In a world of jump ropes and Dzhulbars, it appears.
With Robinson Crusoe's book in my hand,
And boiled corn on the cob, so grand,
To the vinyl sounds of Caruso's command,
And the hissing gramophone, across the land.
The smell of the fir tree and carbide's scent,
No Jesus, no David, no heaven sent,
Only the towers of MSU and the MID so tall,
On colorful postcards from Moscow, on the wall.
The Theatre at the microphone's call,
A vending machine with cologne for all,
A television, a rarity, in someone's home we'd see,
And we all would gather, just you and me.
The lives of remarkable people, unseen,
Hidden from our young, innocent sheen,
By long fences of camps, a silent screen,
And the unspoken understanding between.
From us, who had not seen the war's dark face,
From us, who had not heard, except "Zorka's" grace,
In the mornings, for schoolchildren across the place,
Any bitter revelations, any trace.

The airwaves clear of cataclysmic sound,
Twenty years to communism, we were bound,
And for a young and growing frame,
There were the GTO norms, a challenging game.
The Aurora on a coin, so small and bright,
Smoking in the toilet, out of sight,
A lucky number on a blue ticket we'd find,
And Natalia Varley, forever on our mind.
The lives of remarkable people, dear,
From simple coloring books, year after year,
To these damned days, filled with fear,
They are only our own, my dear, so near.
And no matter how many times we fall in the snow,
No matter how much we strain and grow,
Here we are, in the twenty-first's flow,
And thank God, my love, we're still alive, you know!