Paroles et traduction Юрий Визбор - А помнишь, друг, команду с нашего двора?

А помнишь, друг, команду с нашего двора?

А помнишь, друг, команду с нашего двора?
Послевоенный над веревкой волейбол
Пока для секции нам сетку не украл
Четвертый номер - Коля зять, известный вор

А первый номер на подаче - Владик Коп
Владелец страшного кирзового мяча
Который, если попадал кому-то в лоб
То можно смерть установить и без врача

А пятый номер - наш защитник, Макс Шароль
Который дикими прыжками знаменит
А также тем, что он по алгебре "король"
Но в этом двор его нисколько не винит

Саид Гиреев, нашей дворничихи сын
Торговец краденным и пламенный игрок
Серега Мухин, отпускающий усы
И на распасе скромный автор этих строк

Да, вот это наше поколение
Рудиментом в нынешних мирах
Словно полужесткие крепления
Или радиолы во дворах
Словно полужесткие крепления
Или радиолы во дворах

А вот противник - он нахал и скандалист
На игры носит он то бритву, то наган
Здесь капитанствует известный террорист
Сын ассирийца, ассириец Лев Уран

Известный тем, что перед властью не дрожа
Зверю-директору он партой угрожал
И парту бросил он с шестого этажа
Но, к сожалению для школы, не попал

А вот и сходятся два танка, два ферзя
Вот наша Эльба, встреча войск далеких стран
Идет походкой воровскою Коля Зять
Навстречу - руки в брюки - Левочка Уран

Вот тут как раз и начинается "кино"
И подливает в это блюдо остроты
Белова Танечка, глядящая в окно
Внутрирайонный гений чистой красоты

Ну что, без драки? Волейбол так волейбол
Ножи оставлены до встречи роковой
И Коля Зять уже ужасный ставит "кол"
Взлетев, как Щагин, над веревкой бельевой

Да, и это наше поколение
Рудиментом в нынешних мирах
Словно полужесткие крепления
Или радиолы во дворах

Мясной отдел, центральный рынок, дня конец
И тридцать лет прошло - о боже, тридцать лет!
И говорит мне ассириец - продавец
"Конечно помню волейбол, но мяса нет!"

Саид Гиреев - вот сюрприз!- подсел слегка
Потом опять, потом отбился от ребят
А Коля Зять пошел в десантные войска
И там, по слухам, он вполне нашел себя

А Макс Шароль - опять защитник и герой
Имеет личность он секретную и кров
Он так усердствовал над бомбой гробовой
Что стал членкором по фамилии Петров

А Владик Коп подался в городок Сидней
Где океан, балет и выпивка с утра
Где нет, конечно, ни саней, ни трудодней
Но также нету ни кола и ни двора

Ну, кол-то ладно,- не об этом разговор
Дай бог, чтоб Владик там поднакопил деньжат
Но где возьмет он старый Сретенский наш двор?
Вот это жаль, вот это, правда, очень жаль

Ну, что же, каждый выбрал веру и житье
Полсотни игр у смерти выиграв подряд
И лишь майор десантских войск Н.Н. Зятьев
Лежит прострелянный под городом Герат
Лежит прострелянный под городом Герат

Отставить крики, тихо, Сретенка, не плачь!
Мы стали все твоею общею судьбой
Те, кто был втянут в этот несерьезный матч
И кто повязан стал веревкой бельевой
И кто повязан стал веревкой бельевой

Да, уходит наше поколение
Рудиментом в нынешних мирах
Словно полужесткие крепления
Или радиолы во дворах
Словно полужесткие крепления
Или радиолы во дворах

Do you remember, friend, the team from our yard?

Do you remember, friend, the team from our yard?
Post-war volleyball over a clothesline,
Until number four, Kolya the brother-in-law, a known thief,
Stole a net for the team.

And number one serving - Vladik Kop,
Owner of the fearsome kirza ball,
Which, if it hit someone in the forehead,
You could pronounce them dead without a doctor.

And number five - our defender, Max Sharol,
Famous for his wild jumps,
And also for being the "king" of algebra,
But the yard doesn't blame him for that.

Said Gireev, our janitor's son,
A stolen goods trader and passionate player,
Seryoga Mukhin, growing a mustache,
And on the serve, the humble author of these lines.

Yes, this is our generation,
A rudiment in the current worlds,
Like semi-rigid bindings,
Or radios in the yards,
Like semi-rigid bindings,
Or radios in the yards,

And here's the opponent - he's impudent and scandalous,
He brings a razor or a revolver to the games,
The captain here is a known terrorist,
The son of an Assyrian, Assyrian Lev Uran.

Known for not trembling before authority,
He threatened the beast-director with a desk,
And threw the desk from the sixth floor,
But, unfortunately for the school, he missed.

And here come two tanks, two queens,
Here's our Elbe, a meeting of troops from distant lands,
Kolya the brother-in-law walks with a thief's gait,
Towards him - hands in his pockets - Levochka Uran.

This is where the "movie" begins,
And adds spice to this dish,
Belova Tanechka, looking out the window,
The intra-district genius of pure beauty.

Well, no fight? Volleyball it is then,
Knives are left until the fateful meeting,
And Kolya the brother-in-law already sets a terrible "block",
Soaring like Shchagin over the clothesline.

Yes, and this is our generation,
A rudiment in the current worlds,
Like semi-rigid bindings,
Or radios in the yards,

Meat department, central market, end of the day,
And thirty years have passed - oh God, thirty years!
And the Assyrian seller says to me,
"Of course I remember volleyball, but there's no meat!"

Said Gireev - what a surprise! - went a bit astray,
Then again, then he broke away from the guys,
And Kolya the brother-in-law went to the airborne troops,
And there, according to rumors, he found himself quite well.

And Max Sharol - again a defender and hero,
He has a secret identity and shelter,
He worked so hard on the coffin bomb,
That he became a corresponding member with the last name Petrov.

And Vladik Kop went to the town of Sydney,
Where there's ocean, ballet, and drinks in the morning,
Where, of course, there are no sleighs or workdays,
But also no stakes and no yards.

Well, the stakes are alright - that's not the point,
God grant that Vladik saves up some money there,
But where will he find our old Sretensky yard?
That's a pity, that's really, really a pity.

Well, everyone chose their faith and life,
Winning fifty games in a row against death,
And only Major of the Airborne Troops N.N. Zyatiev,
Lies shot under the city of Herat,
Lies shot under the city of Herat,

Stop the cries, quiet down, Sretenka, don't cry!
We all became your common destiny,
Those who were drawn into this frivolous match,
And who were bound by the clothesline,
And who were bound by the clothesline,

Yes, our generation is leaving,
A rudiment in the current worlds,
Like semi-rigid bindings,
Or radios in the yards,
Like semi-rigid bindings,
Or radios in the yards,