Текст песни и перевод на английский Meyti - Есенину

Есенину

Снова у ног твоих мерно молчу
Слова венок на двоих раскройкой
Поровну нам взвесь
Страшно подумать, какая из чуек
Самых твоих пронеслась тройкой
Что теперь и не слезть

Жёлудей давь оплевала бульвар
Будто в тебя обнаряжен жёлтого
Парк и скамеек смесь
В эту бы явь твоя бы гульба
Смею понять, как сейчас жёг бы
Место моё здесь

Сотнями скул находили в себе
Каплю тебя, но тебя, люди
Я в их число влез
Только б кто вывез на этом седле
Теми же каплями, в той же посуде
Как вёз ты весь

Странно увидеть в твоих рукавах
Чем-то и в чём-то свои руки
Свою песнь
Если повиснет моя голова
В бичиеватом тугом круге
Ясна болезнь

Утро у ног твоих кажется личным
Сны досыпают своё в квартирах
Так было и днесь
Там, на Тверской, уж иные брички
Всшьют паутину дорог пунктиром
Попробуй влезь!

Я бы стоял, только в кухне зёрна
Не перекалены, не взгреты
Пора! Пора!
Завтра вернусь стоять дозорно
Будто бы я минарет газетный
С утра. С утра

Что мне условные дали встреч
Мнимостью лун за гробами жданные
Если ты здесь, мой
Надо ж так выжечь нутро в речь
Прядью волос золотою, каштанною
В крик, в вой

Может, добьёт моим боем до неба
В звёзды, где ты растворился крупицами
Грамм слова
Ведь после тебя ни дождей, ни снега
Не хватит, чтобы увидеть в лицах
Хоть что-то новое

To Yesenin

Again at your feet, I silently stand,
Words, a wreath, unfolded for us two,
Weigh them equally, do.
It's frightening to think which of the veins,
Of yours, carried a troika's reins,
And now I can't dismount, it's true.

Acorns litter the boulevard's expanse,
As if dressed in yellow, for your glance,
A mix of park and bench's hue.
Into this reality, your revelry would burst,
I dare to imagine how you'd thirst,
My place is here, it's clear to view.

Hundreds of souls have found within themselves,
A drop of you, but you, my muse,
I've joined their ranks, I confess.
If only someone could bear on this saddle's seat,
With the same drops, in the same vessel, sweet,
As you bore all, with finesse.

Strange to see in your sleeves' embrace,
Something and somehow, my own hands' trace,
My own song's gentle caress.
If my head should hang in despair,
In a tight, whip-like circle's snare,
The illness is clear, no less.

The morning at your feet feels intimate and near,
Dreams finish their course in apartments, dear,
So it was even yesteryear.
There, on Tverskaya, different carriages now gleam,
They'll stitch the web of roads with a dotted seam,
Try to climb in, my peer!

I would stand, but in the kitchen, the grains,
Aren't roasted, aren't heated, it remains,
Time! It's time! The moment's here!
Tomorrow I'll return to stand on guard,
As if I were a newspaper's minaret, hard,
From morning. From morning, clear.

What are these conditional distances of our meet,
Illusory moons, awaited by graves, discreet,
If you are here, my sweet.
To burn one's core into speech, how grand,
With a lock of hair, golden, chestnut-tanned,
Into a scream, a mournful sound.

Maybe my battle will reach the sky above,
Into the stars where you dissolved in particles of love,
A gram of a word.
After you, neither rain nor snow's embrace,
Will be enough to see in faces' space,
Anything new, any trace.