Текст и перевод песни Georg Kreisler - Zu leise für mich

Zu leise für mich

(Abschließend, und gerade nach dem letzten Lied muss man fragen)
(Wozu singt der Kabarettist?)
(Ändert er etwas mit seinen Liedern?)
(Kann er die Welt mit Liedern verändern?)
(Viele Leute sagen ja, Lieder können die Welt verändern)
(Viele Leute sagen nein)
(Ich sage ja und nein und wenn sie mir jetzt vorhalten)
(Das sei ein Widerspruch muss ich ihnen mit Egon Friedell antworten)
(Wenn ich mir widerspreche, warum widersprechen Sie mir?)
(Wissen sie, je länger ich Lieder singe, umso mehr komme ich auf eines drauf)
(Fragen sind nicht da, um beantwortet zu werden)
(Fragen sind da, um gestellt zu werden)
(Und das ist für den Liedermacher nicht anders als für alle anderen)

Ich sitz' schon lang im Kabarett und singe Lieder
Wie eine mutige, doch alternde Soubrette
Und diese Lieder hör'n die Leute immer wieder
Und der Flieder blüht im nächsten Mai genauso violett

Ich singe lächelnd, denn ich denke an die Pause
Die Leute lächeln, denn sie woll'n mich gern versteh'n
Dann ist die Vorstellung vorüber, und ich sause
Und zu Hause fällt mir ein: Es ist schon wieder nichts gescheh'n

Denn seh'n Sie, so ist das Leben
Man setzt sich, doch man setzt sich nur daneben
Irgendwer drüben treibt etwas, meldet sich
Aber zu leise für mich

Ich sing vom Frühling und von Liebeslust im Grünen
Auch von Politikern und manchem krummen Ding
Die Leute lachen, und sie klatschen wie Maschinen
Aber ihnen ist es vollkommen egal, warum ich sing

Ich hör die Leute unten denken, seh sie schwanken
Und ihre Tränen fallen meinen vis-à-vis
Ich würd auch allzu gern mit dem und jenem zanken
Doch sie danken und verschwinden mit der eignen Melodie

Denn seh'n Sie, so ist das Leben
Erst geht man auf den Leim, dann bleibt man kleben
Wenn einer laut um Hilfe schreit außer sich
Ist er zu leise für mich

So sitz ich nach wie vor hier fest und singe Lieder
Und bleibe wirkungslos vom eignen Klang berauscht
Die schönen Damen plustern eifrig ihr Gefieder
Auf und nieder, doch man hört mich nicht, auch wenn man höflich lauscht

Ich singe Lieder in die blauwattierte Ferne
Ich hänge Klagen an die pausenlose Zeit
So hebt ein jeder seine winzige Laterne
Und ich lerne: Nur das Lied bleibt und die Hoffnungslosigkeit

Denn seh'n Sie, so ist das Leben
Und dieser Schaden lässt sich schwer beheben
Andere singen ebenso - sicherlich
Aber zu leise für mich
Andere singen ebenso - sicherlich
Aber zu leise für mich

Слишком тихо для меня

(В заключение, и особенно после последней песни, хочется спросить)
(Зачем поёт кабаретист?)
(Меняет ли он что-нибудь своими песнями?)
(Может ли он изменить мир песнями?)
(Многие люди скажут: да, песни могут изменить мир)
(Многие скажут: нет)
(Я скажу: и да, и нет, и если вы мне возразите)
(Что это противоречие, я отвечу вам словами Эгона Фридéлля)
(Если я себе противоречу, то почему вы мне противоречите?)
(Знаете, чем дольше я пою песни, тем больше убеждаюсь в одном)
(Вопросы существуют не для того, чтобы на них отвечали)
(Вопросы существуют для того, чтобы их задавали)
(И для автора песен это так же верно, как и для всех остальных)

Я давно сижу в кабаре и пою песни,
Как отважная, но стареющая субретка.
И эти песни люди слышат снова и снова,
И сирень будет цвести так же лилово и в следующем мае.

Я пою с улыбкой, думая об антракте.
Люди улыбаются, им хочется меня понять.
Вот представление окончено, я спешу домой,
И дома меня осеняет: ничего опять не произошло.

Потому что, видишь ли, такова жизнь:
Садишься, но всякий раз мимо кассы.
Кто-то там, напротив, что-то делает, подаёт голос,
Но слишком тихо для меня.

Я пою о весне и о любовных утехах на природе,
Ещё о политиках и разных тёмных делишках.
Люди смеются и аплодируют, как заводные,
Но им совершенно всё равно, о чём я пою.

Я слышу, как люди внизу думают, вижу, как они колеблются,
И их слёзы катятся напротив меня.
Мне бы тоже хотелось поспорить с тем или с этим,
Но они благодарят и уходят под свою собственную мелодию.

Потому что, видишь ли, такова жизнь:
Сначала ты клюёшь на приманку, а потом прилипаешь намертво.
Даже если кто-то вопит о помощи, обезумев,
То слишком тихо для меня.

Вот так я и сижу здесь по-прежнему и пою песни,
И остаюсь безучастным, опьянённый собственной музыкой.
Прекрасные дамы усердно прихорашивают свои перья,
Снова и снова, но меня не слышно, даже если слушают вежливо.

Я пою песни в синюю ватную даль,
Я адресую свои жалобы неумолимому времени.
И каждый поднимает свой крошечный фонарик,
А я учусь: остаётся только песня и безнадёжность.

Потому что, видишь ли, такова жизнь,
И этот ущерб уже не восполнить.
Другие тоже поют — наверняка,
Но слишком тихо для меня.
Другие тоже поют — наверняка,
Но слишком тихо для меня.