Текст и перевод песни Juliette - Le prince des amphores

Le prince des amphores

De toute éternité, l'univers a compté
Plus de suce-goulots qu'il n'y a d'honnêtes gens,
Plus d'ivrognes que de dames de charité,
Plus de fesse-tonneaux que de chênes pensants.

Tout buveur se doit donc de leur porter un ban.
Que ces maîtres aient pour nom Bacchus ou Rabelais,
Haddock ou Bukowski, Boris Eltsine ou Pan,
Odin ou Dyonisos ou ce bon vieux Noé

Mais tous ces baronnets, quelle que soit leur descente,
Quels que soient leur mérite et leur gloire non feinte,
Ne peuvent, même s'ils sont sur la bonne pente,
Revendiquer le titre de roi des torche-pintes

Car au-dessus d'eux tous, je suis bien le plus grand,
Seigneur des beuveries à rouler sous les bancs,
Bourré comme un cimetière,
Rond comme un baptistère,
Je suis ivre mort,
Le prince des amphores.
Les hommes
Me nomment
Dieu le père.

C'est d'ailleurs, je l'avoue, cet aimable penchant
Qui vaut à votre globe cet air un peu bancal.
Je l'ai sculpté bien rond, pourtant, j'en suis conscient,
Pas tout à fait d'aplomb du Néfoud au Bengale.

Là, un typhon fripon vient chatouiller vos côtes
Et rase une cité d'un petit coup de lame.
Ailleurs, soudain, la Terre, façon vieille cocotte,
Se craquelle et avale cinquante ou cent mille âmes.

On me reproche aussi quelques volcans qui grondent
Ou l'eau qui noie la Chine et boude le Sahel,
Bévues bien excusables puisqu'en créant le Monde,
Je n'en étais pas à mon premier hydromel.
Ça fait déjà longtemps, bien avant la Genèse,
Que je me prends des cuites à rouler sous les chaises,
Noir comme une soutane
Et chargé comme un âne,
Je suis ivre mort,
Le prince des amphores.
Les hommes
Me nomment
Dieu le Père.

Même mon grand chef-d'oeuvre, l'humaine mécanique,
Peut paraître victime de ce travers divin
A qui s'attarde sur un lépreux trisomique,
Un cul-de-jatte sourd ou un aveugle nain

Et même un corps bien fait, du moins en apparence,
Voyez comme il finit après trois tours de piste,
Tremblote, couenne flasque et méninges en partance,
En attendant que l'âme joue les séparatistes.

J'en entends plus d'un qui crie au travail bâclé.
Pourtant, j'ai réfléchi en créant cette vie,
Mais quand j'ai bricolé l'homme en mon atelier,
J'avais légèrement forcé sur l'ambroisie.

Titubant, imprécis et vautré dans ma gloire,
Empereur des muflées à rouler sous l'armoire,
Raide comme ma justice,
Vidant tous les calices,
Je suis ivre mort,
Le prince des amphores.
Les hommes
Me nomment
Dieu le Père.

Le ciel fumait encore de ces vapeurs d'alcool
Lorsque j'ai décidé d'usiner vos humeurs.
Dans ma douce euphorie, j'en ai sorti de drôles
Tel l'amour qu'on loue tant et pourtant dont on meurt,

Les pulsions qui animent tous ces docteurs ès deuils,
Conscience vert-de-gris, crâne et cerveau rasés,
Riant de voir saigner un frère ou un chevreuil,
Tous ceux que font frémir l'odeur de la curée

Et, dans le même élan de ma patte inspirée,
Je vous ai envoyé le marchand de canons,
Le grippe-sou repu ignorant l'affamé,
Le tyran qui fait taire la voix qui lui crie Non

Et c'est également de mon divin képi
Que j'ai sorti l'orgueil, l'envie, la lâcheté,
La bêtise, l'arrogance, la peur, la jalousie,
La colère, l'envie, la haine, la vanité

Mais le pire de tout, ineffable largesse,
Dernier raffinement, j'ai suggéré aux hommes
L'envie de croire en moi et, le temps d'une messe,
De boire à ma santé en criant te deum.

Принц амфор

От начала времен вселенная насчитывала
Больше любителей выпить, чем честных людей,
Больше пьяниц, чем благочестивых дам,
Больше любителей повеселиться, чем мудрецов.

Каждый пьющий должен им воздать должное.
Пусть эти мастера зовутcя Бахусом или Рабле,
Хаддоком или Буковски, Борисом Ельциным или Паном,
Одином или Дионисом или этим добрым старым Ноем.

Но все эти баронеты, каково бы ни было их происхождение,
Каковы бы ни были их заслуги и неподдельная слава,
Не могут, даже если они на верном пути,
Претендовать на титул короля кутил.

Ведь выше их всех, я, несомненно, величайшая,
Повелительница попоек до упаду,
Пьяная как могила,
Круглая как купель,
Я пьяна до смерти,
Принцесса амфор.
Люди
Зовут меня
Богом-отцом.

Кстати, признаюсь, именно эта милая склонность
Придает вашему земному шару немного шаткий вид.
Я вылепила его круглым, тем не менее, я это осознаю,
Не совсем ровным от Нефуда до Бенгалии.

Тут шаловливый тайфун щекочет ваши берега
И одним малым взмахом стирает город с лица земли.
В другом месте, вдруг, Земля, словно старая кляча,
Трескается и проглатывает пятьдесят или сто тысяч душ.

Меня также упрекают в нескольких ворчащих вулканах
Или в воде, которая топит Китай и обходит стороной Сахель,
Вполне простительные ошибки, ведь, создавая Мир,
Я была уже не на своей первой медовухе.
Это было давно, задолго до Бытия,
Как я напиваюсь до потери сознания,
Черная как ряса
И навьюченная как осел,
Я пьяна до смерти,
Принцесса амфор.
Люди
Зовут меня
Богом-отцом.

Даже мой великий шедевр, человеческий механизм,
Может показаться жертвой этой божественной слабости,
Кому бросится в глаза больной проказой даун,
Глухой безногий или слепой карлик.

И даже хорошо сложенное тело, по крайней мере, на вид,
Посмотрите, как оно кончает после трех кругов,
Дрожит, дряблая кожа и мозги на вылете,
В ожидании, пока душа сыграет в сепаратистов.

Я слышу, как многие кричат о халтуре.
Тем не менее, я подумала, создавая эту жизнь,
Но когда я мастерила человека в своей мастерской,
Я немного перебрала амброзии.

Спотыкаясь, неточно и утопая в своей славе,
Императрица попоек до упаду под стол,
Непреклонная как моя справедливость,
Опустошая все чаши,
Я пьяна до смерти,
Принцесса амфор.
Люди
Зовут меня
Богом-отцом.

Небо еще дымилось от этих алкогольных паров,
Когда я решила обработать ваши настроения.
В своей сладкой эйфории я извлекла из них странные,
Такие как любовь, которую так хвалят и от которой, тем не менее, умирают,

Порывы, которые оживляют всех этих докторов скорби,
Совесть цвета ярь-медянки, череп и мозг выбриты,
Смеются, видя кровь брата или косули,
Всех тех, кого волнует запах добычи.

И в том же порыве моей вдохновенной лапы,
Я послала вам торговца пушками,
Сытого скрягу, игнорирующего голодного,
Тирана, который заставляет замолчать голос, кричащий ему "Нет".

И также из-под моего божественного кепи
Я извлекла гордость, зависть, трусость,
Глупость, высокомерие, страх, ревность,
Гнев, жадность, ненависть, тщеславие.

Но хуже всего, невыразимая щедрость,
Последнее изысканное издевательство, я внушила людям
Желание верить в меня и, во время мессы,
Пить за мое здоровье, крича "Te Deum".