Текст и перевод песни Marillion - Fugazi - Live

Fugazi - Live

Vodka intimate, an affair with isolation in a Blackheath cell
Extinguishing the fires in a private hell
Provoking the heartache to renew the licence
Of a bleeding heart poet in a fragile capsule
Propping up the crust of the glitter conscience
Wrapped in the christening shawl of a hangover
Baptised in the tears from the real

Drowning in the liquid seize on the Piccadilly line, rat race
Scuttling through the damp electric labyrinth
Caress Ophelia′s hand with breathstroke ambition
An albatross in the marrytime tradition
Sheathed within the Walkman, wear the halo of distortion
Aural contraceptive aborting pregnant conversation
She turned the harpoon and it pierced my heart
She hung herself around my neck

From the Time-Life-Guardians in their conscience bubbles
Safe and dry in my sea of troubles
Nine to five with suitable ties
Cast adrift as their side-show, peepshow, stereo hero
Becalm bestill, bewitch, drowning in the real

The thief of Baghdad hides in Islington now
Praying deportation for his sacred cow
A legacy of romance from a twilight world
The dowry of a relative mystery girl

A Vietnamese flower, a Dockland union
A mistress of release from a magazine's thighs
Magdalenes contracts more than favours
The feeding hands of western promise hold her by the throat

A son of a swastika of ′45 parading a peroxide standard
Graffiti disciples conjure testaments of hatred
Aerosol wands whisper where the searchlights trim the barbed wire hedges
This is Brixton chess

A knight for Embankment folds his newspaper castle
A creature of habit, begs the boatman's coin
He'll fade with old soldiers in the grease stained roll call
And linger with the heartburn of Good Friday′s last supper

Son watches father scan obituary columns in search of absent school friends
While his generation digests high fibre ignorance
Cowering behind curtains and the taped up painted windows
Decriminalised genocide, provided door to door Belsens

Pandora′s box of holocausts gracefully cruising satellite infested heavens
Waiting, the season of the button, the penultimate migration
Radioactive perfumes, for the fashionably, for the terminally insane, insane
Do you realise? Do you realise?
Do you realise, this world is totally fugazi

Where are the prophets, where are the visionaries, where are the poets
To breach the dawn of the sentimental mercenary

Fugazi - Концерт

Интимная водка, роман с одиночеством в квартире в Блэкхите,
Гашу пожары в личном аду.
Провоцирую сердечную боль, чтобы обновить лицензию
Поэта с кровоточащим сердцем в хрупкой капсуле,
Поддерживаю корку сверкающей совести,
Закутанный в крестильную шаль похмелья,
Крещёный в слезах от реальности.

Тону в жидком припадке на линии Пикадилли, крысиные беги,
Мчусь по влажному электрическому лабиринту.
Ласкаю руку Офелии с амбициями, затаив дыхание,
Альбатрос в морской традиции.
Спрятанный в плейере, ношу ореол искажения,
Звуковой контрацептив, прерывающий зарождающийся разговор.
Ты повернула гарпун, и он пронзил моё сердце,
Ты повесилась у меня на шее.

От хранителей Time-Life в своих мыльных пузырях совести,
В безопасности и сухости в моём море бед.
С девяти до пяти в подходящих галстуках,
Брошенный на произвол судьбы как их второстепенный герой, подглядывающий герой, стерео-герой,
Успокойся, заворожи, утони в реальности.

Багдадский вор теперь прячется в Ислингтоне,
Молясь о депортации своей священной коровы.
Наследие романтики из сумеречного мира,
Приданое таинственной родственницы.

Вьетнамский цветок, доклендский союз,
Госпожа освобождения из бедер журнала.
Магдалина заключает больше, чем просто соглашения,
Кормящие руки западного обещания держат её за горло.

Сын свастики 45-го года шествует с перекисным знаменем,
Ученики граффити вызывают к жизни заветы ненависти.
Аэрозольные палочки шепчут там, где прожекторы подстригают колючую проволоку из живых изгородей,
Это брикстонские шахматы.

Рыцарь на набережной складывает свой газетный замок,
Существо привычки, просит монету у лодочника.
Он исчезнет со старыми солдатами в замасленных списках,
И будет задерживаться с изжогой от последнего ужина Страстной пятницы.

Сын наблюдает, как отец просматривает некрологи в поисках пропавших школьных друзей,
Пока его поколение переваривает высококалорийное невежество,
Сжимаясь за занавесками и заклеенными, окрашенными окнами.
Делает геноцид легальным, поставляя "бельзены" от двери к двери.

Ящик Пандоры с холокостами грациозно кружит по небесам, кишащим спутниками,
Ожидая сезона кнопки, предпоследней миграции.
Радиоактивные духи для модных, для неизлечимо безумных, безумных.
Ты понимаешь? Ты понимаешь?
Ты понимаешь, этот мир полностью фугаци.

Где пророки, где провидцы, где поэты,
Чтобы пробить рассвет сентиментального наёмника?