Текст и перевод песни Morgan - Un giudice

Un giudice

Cosa vuol dire avere un metro e mezzo di statura
Ve lo rivelan gli occhi
E le battute della gente
O la curiosità d'una ragazza irriverente
Che vi avvicina solo per un suo dubbio impertinente
Vuole scoprir se è vero quanto si dice intorno ai nani
Che siano i più forniti della virtù meno apparente
Fra tutte le virtù la più indecente

Passano gli anni e i mesi
E se li conti anche i minuti
È triste trovarsi adulti
Senza essere cresciuti
La maldicenza insiste
Batte la lingua sul tamburo
Fino a dire che un nano
È una carogna di sicuro
Perché ha il cuore troppo, troppo vicino al buco del culo

Fu nelle notti insonne
Vegliate al lume del rancore
Che preparai gli esami
E diventai procuratore
Per imboccar la strada
Che dalle banche di una cattedrale
Portan alla sacrestia
Quindi alla cattedra di un tribunale

Giudice finalmente
Arbitro in terra del bene e del male

E allora la mia statura
Non dispensò più buon umore
A chi alla sbarra in piedi mi diceva "vostro onore"
E di affidarli al boia fu un piacere del tutto mio
Prima di genuflettermi nell'ora dell'addio
Non conoscendo affatto la statura di Dio

Судья

Что значит быть ростом полтора метра,
Вам расскажут глаза,
И шутки людей,
Или любопытство дерзкой девчонки,
Которая подходит лишь для удовлетворения своего нескромного вопроса.
Она хочет узнать, правда ли то, что говорят о карликах,
Что они самые одаренные в наименее заметной добродетели,
Из всех добродетелей самой непристойной.

Идут годы и месяцы,
А если считать ещё и минуты,
Грустно становиться взрослым,
Так и не вырастая.
Злословие настаивает,
Бьёт языком в барабан,
Пока не скажет, что карлик
Это точно мерзавец,
Потому что у него сердце слишком, слишком близко к заднице.

В бессонные ночи,
Проведенные при свете злобы,
Я готовился к экзаменам
И стал прокурором.
Чтобы встать на путь,
Который от скамей собора
Ведет в ризницу,
А затем к судейскому креслу в зале суда.

Судья, наконец,
Арбитр добра и зла на земле.

И тогда мой рост
Перестал вызывать хорошее настроение
У тех, кто у барьера, стоя передо мной, говорил "ваша честь".
И отправить их на плаху было для меня настоящим удовольствием,
Прежде чем преклонить колени в час прощания,
Совершенно не зная роста Бога.