Текст и перевод песни Prefab Sprout - Cruel

Cruel

Cruel is the Gospel thats sets us all free
Then takes you away from me
There is no Chicago urban blues

More heartfelt than my lament for you
I'm a liberal guy, too cool for the macho ache
With a secret tooth for the cherry on the cake
With a pious smile, a smile that changes what I say
While I waste my time in regretting
That the days went from perfect to just okay
Lordy, what would I do? Don't call me possessive
But God if he's smoochin' with you
I's a jealous boy root, the world should be free
But don't you go following suit, my heart is aligned
It couldn't be neutral, I couldn't be that way inclined
It's hard to defend
Paa paa paa, these feelings might tuppent up friend, it's cruel
Paa paa paa, it's cruel
Paa paa paa, it's cruel, it's crueler than cruel

But cruel is the Gospel thats sets us all free
Then takes you away from me
Should a love be tender and bleed out loud
Or be tougher than tough and prouder than proud?
If I'm troubled by every folding of your skirt
Am I guilty of every male inflicted hurt?
But I don't know how to describe the modern rose
When I can't refer to her shape against her clothes
With the fever of purple prose
Lordy, what would I do? Don't call me possessive
But God if he's smoochin' with you
I's a jealous boy root, the world should be free
But don't you go following suit, my heart is aligned
It couldn't be neutral, I couldn't be that way inclined
It's hard to defend
Paa paa paa, these feelings might tuppent up friend, it's cruel
Paa paa paa, it's cruel
Paa paa paa, it's cruel, it's crueler than cruel

But cruel is the Gospel thats sets us all free
Then takes you away from me
Cruel is the Gospel that sets us all free
Then takes you away from me
My contribution to urban blues

Жестокость

Жестоко Евангелие, что дарует всем свободу,
А потом тебя отнимает у меня.
Нет чикагского городского блюза

Пронзительней моего плача по тебе.
Я либеральный парень, слишком крутой для мачистской боли,
Но втайне мечтающий о вишенке на торте.
С благочестивой улыбкой, улыбкой, меняющей смысл моих слов,
Пока я трачу время на сожаления,
Что дни стали просто нормальными, а не идеальными.
Господи, что же мне делать? Не называй меня собственником,
Но, Боже, если он с тобой целуется,
Я ревнивый дурак, мир должен быть свободен,
Но не следуй этому примеру, мое сердце не свободно,
Оно не может быть нейтральным, я не могу быть таким равнодушным.
Это трудно оправдать.
Па-па-па, эти чувства могут взорваться, друг, это жестоко.
Па-па-па, это жестоко.
Па-па-па, это жестоко, это хуже, чем жестоко.

Но жестоко Евангелие, что дарует всем свободу,
А потом тебя отнимает у меня.
Должна ли любовь быть нежной и кровоточить вслух,
Или быть крепче крепкого и горделивей гордого?
Если меня тревожит каждый изгиб твоей юбки,
Виновен ли я во всех мужских причиненных страданиях?
Но я не знаю, как описать современную розу,
Когда не могу говорить о ее форме, обрисованной одеждой,
С пылом пурпурной прозы.
Господи, что же мне делать? Не называй меня собственником,
Но, Боже, если он с тобой целуется,
Я ревнивый дурак, мир должен быть свободен,
Но не следуй этому примеру, мое сердце не свободно,
Оно не может быть нейтральным, я не могу быть таким равнодушным.
Это трудно оправдать.
Па-па-па, эти чувства могут взорваться, друг, это жестоко.
Па-па-па, это жестоко.
Па-па-па, это жестоко, это хуже, чем жестоко.

Но жестоко Евангелие, что дарует всем свободу,
А потом тебя отнимает у меня.
Жестоко Евангелие, что дарует всем свободу,
А потом тебя отнимает у меня.
Мой вклад в городской блюз.