Текст и перевод песни Александр Розенбаум - Мы с ним росли в одном дворе

Мы с ним росли в одном дворе

Мы с ним росли в одном дворе, и я открою вам секрет
У нас с Сэменом папа был один, ни он, ни я его не знал
По детям папа не скучал, держал галантерейный магазин

Известно, детям без отцов так не хватает леденцов
И мама - вечно пьяная домой, и вот в семнадцатом году
Сэмен в горячечном бреду поклялся сделать папе "Боже ж мой"

За двадцать пять "лимонов" он купил подержанный "вессон"
И в магазин зашёл, как джентельмен
Снял шляпу, в розыск позвонил и полобоймы разрядил
Папане в пузо, точно в манекен

Они приехали тотчас и били Сёму сгоряча
За это он их люто невзлюбил
Едва завидев "легаша", шептал себе Сэменчик: "Ша!
Ты помнишь всё, ты их приговорил!"

Шикарно жить Сэмен любил, и он с любою властью был
В принципиальных разногласиях
За Николашкой он сидел, Керенский дал ему расстрел
Совдепы им Кресты украсили

Но он нигде не "кочумал", он жить любил, он риск искал
И он себя, конечно ж, не сберёг
Две пули в голову ему во время шухера в Крыму
Влепил голубоглазый паренёк

В руке холодной нож сжимал, дождь кудри черные трепал
А он лежал и в сумерки глядел
Прошло неполных тридцать лет с тех пор, как к Настеньке в буфет
Зашёл король галант и прочих дел
Прошел неполных тридцать лет с тех пор, как к Настеньке в буфет
Зашёл король галант и прочих дел

We Grew Up in the Same Courtyard

We grew up in the same courtyard, and I'll tell you a secret
Semyon and I had the same father, but neither of us knew him
Our father didn't miss his children; he ran a haberdashery

As you know, children without fathers crave sweets
And our mother was always drunk at home, and so in the year 1917
Semyon, in a feverish delirium, vowed to make our father pay

For twenty-five thousand rubles, he bought a used "Vezzon"
And entered the store like a gentleman
Tipped his hat, called the police, and unloaded his magazines
Right into our father's belly, like he was a mannequin

They arrived promptly and beat Semyon mercilessly
For this, he came to detest them
Every time he saw a "copper," Semyonchik would whisper to himself: "Shhh!
You remember everything; you sentenced them to death!"

Semyon loved to live in style, and he was
At loggerheads with every authority
He was imprisoned under Nikolashka, Kerensky gave him the firing squad
The Soviets decorated Kresty with him

But he never "chickened out," he loved life, he sought danger
And of course, he didn't spare himself
Two bullets in the head during the chaos in Crimea
Fired by a blue-eyed boy

A cold knife clutched in his hand, the rain tousled his dark curls
And he lay there, gazing into the twilight
Less than thirty years had passed since he had entered Nastya's buffet
A gallant king and master of other affairs
Less than thirty years had passed since he had entered Nastya's buffet
A gallant king and master of other affairs