То ли мука, то ли скука... - Михаил Щербаков перевод на английский

То ли мука, то ли скука...

То ли мука, то ли скука, одиночества наука.
А тоска - такая штука, не укрыться от неё
Я зарвался, я заврался, я опять с цепи сорвался
И осмыслить попытался положение своё

Вот плыву на пароходе, смят и сжат, как туз в колоде
Маюсь вроде (это в моде) драматической тоской
Я голодный и бездомный, а вокруг - такой бездонный
Океан - такой огромный, Атлантический такой

Он загадочно мерцает, он, раскинувшись, вздыхает
Он как будто отдыхает от полуденных лучей
Мглой закатной дышит мерно и печалится, наверно
О великой и безмерной о безбрежности своей

Пароход наш старый, странный, работяга неустанный
Точно вторя океану, тяжко дышит на ходу
Так, сморкаясь и чихая, доползёт он до Шанхая
И причалит, и тогда я, может быть, с него сойду

Тишина в каютах хмурых, только боцман - чёрный турок
Всё сидит, цедя окурок, и на всех ему плевать
Изнурён привычным делом, утомлён душой и телом
Он на судне опустелом будет ночь пережидать

Затоскует он жестоко о стране своей далёкой
О турчанке зеленоокой, что дороже всех наград
Ах, бока её округлы, а уста её, - как угли
А глаза её - как джунгли, а зовут её Шихрад

А турчанка молодая, не печалясь, не страдая
Сладко спит, забот не зная, да за тридевять земель
Не в каюте неуютной, с ней бродяга сухопутный
Одинокий и беспутный, делит мягкую постель

А зовут его Джакомо, и ему вдали от дома
Так знакомы все симптомы ностальгической тоски
На чужбине знойным летом он не спит перед рассветом
Как и все на свете этом, кто от дома далеки.

Эх, заняться б пустяками, поболтать бы с корешками
Погулять бы кабаками, всё бы стало на места
Но пустяки давно забыты, корешки давно зарыты
Кабаки давно закрыты, тишина и темнота

И только пароход плывёт себе, плывёт.

Either Flour or Boredom...

Either flour or boredom, the science of loneliness.
And longing - such a thing, there's no hiding from it
I got carried away, I lied, I broke the chain again
And I tried to understand my situation

Here I am, sailing on a steamer, crumpled and squeezed like an ace in a deck of cards
I'm suffering (it's fashionable) from dramatic anguish
I'm hungry and homeless, and around me - such a bottomless
Ocean - so vast, Atlantic so

It shimmers mysteriously, it sighs as it stretches out
It's as if it's resting from the midday rays
It breathes the twilight mist steadily and grieves, probably
About its great and boundless boundlessness

Our steamer is old, strange, a tireless workhorse
As if echoing the ocean, it breathes heavily on the move
So, snorting and sneezing, it will crawl to Shanghai
And dock, and then I may get off it

Silence in the gloomy cabins, only the boatswain - a black Turk
He sits, smoking a cigarette, and doesn't care about anyone
Exhausted by his usual work, tired in body and soul
He will wait out the night on the deserted ship

He will yearn cruelly for his distant homeland
For the green-eyed Turkish woman, who is dearer than all rewards
Ah, her hips are round, and her lips - like coals
And her eyes are like jungles, and her name is Shihrad

But the young Turkish woman, not grieving, not suffering
Sleeps sweetly, carefree, far away
Not in an uncomfortable cabin, with her landlubber vagabond
Solitary and dissolute, he shares a soft bed

And his name is Giacomo, and he is far from home
So familiar to him, all the symptoms of nostalgic yearning
In a foreign land, in the scorching summer, he doesn't sleep before dawn
Like everyone else in this world, who are far from home.

Oh, if only I could do some nonsense, chat with my buddies
Walk around the taverns, everything would fall into place
But nonsense has long been forgotten, my buddies have long been buried
The taverns are long closed, silence and darkness

And only the steamer sails on, sails.