Paroles et traduction Versengold - Lasst ab vom argen...

Lasst ab vom argen...

Was hat manch Vater angetan dem Töchterlein im Keuschheitswahn
Gehüllt er ihren holden Schoß in Eisen streng Gewand
Gefeit gen Knecht und Reckenstoß - zur Jungfernschaft verbannt

Dabei wohl keiner recht bedenkt, daß wer solch Teufelswerk verschenkt
Trotz all der frommen Vatersorgen all das Unheil das gewirkt
Und in dem Gürtel gar verborgen - laßt euch gesagt - Gefahren birgt

Verweisen will ich auf Gerlinda, die so schön wie keine Maid war
Und alltags zur Leibespflege in den Schloßsee lachend sprang
Dort ein wohltuend Bade hegte, lieblich mit den Vögeln sang

Bis im zwölften Sommer dann ihr Vater tat ihr Eisen an
Was sie wohl hernach nicht bedacht erst wahrnahm als sie schon ertrank
Im See vom Eisen schwer gemacht sie jämmerlich zu Grunde sank

Oh Väterchen so zwing sie nicht, wie schön auch ist dein Töchterlein
Zu wahren ihre Jungfernpflicht, oh hüll sie nicht in Eisen ein
Denn höre, schon so viele reizend holde Edeldamen
Durch diese Last so voller Graus ums junge Leben kamen

Erzählen will ich von Ludmilde, auch genannt die Schöne Wilde
Die schon als Kinde mit dem Schwert manch jungem Kerl den Schneid abnahm
Und ihm das Fürchten denn gelehrt - bis sie den Jungferngurt bekam

Ihr Vater nahm sie mit zur Schlacht, so auch in jener Sturmesnacht
Wo sie vom Hügel gut behütet sah des Vaters Siegeszug
Sah wie hart der Kriege wütet - bis in den Schoß ein Blitz ihr schlug

Oh Väterchen...

Berichten will ich von Madleen, die arm zwar, doch hübsch anzusehn
Die früh schon auch sehr weise war, bis Vater sie in Eisen hegte
Trunken wie er immer gar im Suff den Schlüssel noch verlegte

Schlecht bezahlt der Schmied vergessen, Notdurftlöcher auszumessen
Was ihre Blüte schnell verdarb - auch sie ist dieser Tags nicht mehr
Doch zu umschreiben wie sie starb, wär′ wahrlich doch zu ordinär

Oh Väterchen...

Auch deute ich auf Kunigund (von der geb ich am liebsten Kund)
Die freudig jedes Herz einfing, bis Vater ihr die Keuschheit gab
Und auf den schnöden Kreuzzug ging, wo er samt Schlüssel fand sein Grab

Sodann im Alter sie bekannt zu der Enthaltsamkeit verdammt
Die Königin der Grausamkeit, mit fünfzig Jungfer hör' und staun′
Schrecklich ihre Herrscherzeit - zum Glück starb sie an schlechter Laun'!

Oh Väterchen...

So rate ich euch hohen Herrn, laßt mein Gesang im Ohre gär'n
Laßt ab vom argen Jungfernschutz, der Schönheit hat ums Sein betrogen
Das mein′ ich ohne Eigennutz - so glaubt es mir doch! Ungelogen!

Оставьте злые затеи...

Что ж делали отцы с дочерьми, объятые манией целомудрия,
Одевая их юный стан в оковы строгих одежд,
Защищая от рук и ласк – обрекая на девственность.

Никто ж из них не понимал, что, совершая сей дьявольский обряд,
Несмотря на все отцовские заботы, лишь беды причинял,
И в поясе сокрыта тайна – поверьте мне, – опасность кроется.

Вспомню я про Герлинду, краше всех девиц она была,
И каждый день, лаская тело, в озеро замка смеясь входила,
Там принимала ванну, нежась, с птицами сладко пела.

Но вот на двенадцатый год жизни отец надел на нее оковы,
О чем она и не подумала, пока не начала тонуть,
В озере, железом отягощенная, она на дно пошла.

О, батюшки, не мучьте дочек, как ни прекрасны они,
Хранить невинность их не надо, не одевайте их в железо,
Ведь, слышьте, уж так много милых, благородных дам,
От этой ноши погибало, жизнь молодую потеряв.

Расскажу я про Людмилу, Дикой Красою прозванной,
Еще ребенком, с мечом в руке, многих парней усмиряла,
И страх им внушала умело – пока не получила пояс девства.

Отец ее взял с собой на битву, как и в ту грозовую ночь,
Где с холма, укрывшись надежно, наблюдала она триумф отца,
Видела, как война свирепствует – пока молния в нее не ударила.

О, батюшки...

Поведаю я про Мадлен, бедную, но очень красивую,
Что рано мудростью блистала, пока отец ее в железо не заковал,
Пьяный, как обычно, он в хмелю ключ еще и потерял.

Плохо оплаченный кузнец забыл отверстия нужные проделать,
Что красоту ее сгубило – и в тот же день ее не стало,
Но описать, как умерла она, – было бы слишком непристойно.

О, батюшки...

Вспомню я и Кунигунду (о ней охотнее всего расскажу),
Что радовала каждое сердце, пока отец не дал ей обет целомудрия,
И в гнусный крестовый поход отправился, где вместе с ключом нашел свою могилу.

И вот, в старости, она известна стала как воплощение воздержания,
Королева жестокости, в пятьдесят лет – дева, вот так чудо,
Ужасно было ее правление – к счастью, от дурного настроения она умерла!

О, батюшки...

Так вот совет мой вам, господа, пусть моя песня в ушах звенит,
Оставьте злые затеи с целомудрием, что красоту губит,
Я говорю без корысти – поверьте мне! Не лгу!